Мужчин…………….942 чел., т. е. 27%

Женщин……………..2549 чел., т. е. 73%

Сравнение данных за январь и декабрь месяцы показывает, что по отношению к общему количеству умерших за последнее время увеличилась смертность среди населения в возрасте от 20 до 30 лет и в возрасте свыше 50 лет.

Всего за 1942 год в Ленинграде зарегистрировано умерших – 463.749 чел.

Ломагин Н. А. Неизвестная блокада: в 2 кн. Кн. 2. СПб., 2002. С. 345–346.

СВЕДЕНИЯ ГОРОДСКОГО СТАТИСТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ В ГОРИСПОЛКОМ О ДВИЖЕНИИ НАСЕЛЕНИЯ, О БРАКАХ И РАЗВОДАХ ПО 15 РАЙОНАМ ЛЕНИНГРАДА ЗА 1942

Ленинград в осаде. Сб. документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. СПб., 1995. С. 316–317.

О.Ф. Берггольц. «Наша победа»

Дорогие товарищи,

послезавтра мы будем встречать новый, тысяча девятьсот сорок третий год.

<…>

Второй Новый год встречаем мы в блокаде.

Воспоминание о той, прошлогодней встрече, то есть о ленинградском декабре сорок первого года, это воспоминание еще так жгуче болит, что к нему тяжело и страшно прикасаться. Не надо же сегодня вспоминать сумрачные подробности тех дней. Вспомним, товарищи, только одну подробность: вспомним, что мы, несмотря ни на что, и тот Новый год встречали с поднятой головой, не хныча и не ноя и, главное, ни на минуту не теряя веры в нашу победу.

И вот прошел год. Не просто год времени, а год Отечественной войны, год тысяча девятьсот сорок второй, а для нас еще триста шестьдесят пять дней блокады.

Но совсем по-иному встречаем мы этот новый, 1943 год.

Наш быт, конечно, очень суров и беден, полон походных лишений и тягот. Но разве можно сравнить его с бытом декабря прошлого года? В декабре прошлого года на улицах наших замерло всякое движение, исчез в городе свет, иссякла вода, да… много чего исчезло и много чего появилось тогда на наших улицах…

А сейчас все-таки ходят трамваи – целых пять маршрутов! Сейчас поет и говорит радио, в два наши театра и в кино не пробьешься, целых три тысячи ленинградских квартир получили электрический свет. И, несмотря на то, что нашему городу за этот год нанесено много новых ран, весь облик его совсем 'иной, чем в прошлом году, – несравненно оживленнее, бодрее. Это живой, напряженно трудящийся и даже веселящийся в часы отдыха город, а ведь блокада-то все еще та же, что и в прошлом году, враг все так же близок, мы по-прежнему в кольце, в окружении.

Да, за год изнурительной блокады наш город и все мы вместе с ним не ослабли духом, не изверились, а стали сильнее и уверенней в себе.

С точки зрения наших врагов, произошла вещь абсолютно невероятная, невозможная, и причины этого они понять не в состоянии…

Мы победили их, победили морально – мы, осажденные ими!

Потому и подходим мы к встрече сорок третьего года более сильными, чем в прошлом году. А радостные вести об ударах, которые наносит наша славная армия немецким захватчикам, гоня их от Сталинграда, наполняют сердца счастьем, и легче становится переносить нам наши трудности, и легче работается, и так хочется самому, физически, своими руками помочь далеким от нас армиям скорее вернуть многострадальной нашей родине мир и покой.

Дорогие товарищи, послезавтра мы будем встречать Новый, 1943 год.

Многих из тех, кто встречал с нами прошлый Новый год, родных и близких нам людей, не будет с нами на этой встрече. Священен для нас их облик, незабвенно прекрасна их память. И все же давайте сядем за наш небогатый праздничный стол со светлым сердцем, радостно поздравим друг друга с Новым годом и пожелаем друг другу нового счастья – счастья полной победы над проклятым Гитлером…

Берггольц О. Ф. Дневные звезды. Говорит Ленинград. М., 1990. С. 229, 234.

Из книги Николая Тихонова «Ленинградский год»

1942

Ленинград в декабре

1

Туманная мгла. Под ногами то хлюпает вода, то ноги скользят на обледеневшем камне мостовой. Тускло светят в тумане желтые огни автомобилей. С крыш капает, как в апреле. С реки слышен глухой бас буксира. Где же зима? Теплый ветер нагибает голые черные ветки, налетая с моря.

Это декабрь в Ленинграде.

Облокотившись на перила моста следит прохожий за тем, как движется сквозь ледяную кашу буксир, качает головой и вздыхает.

– Хоть бы мороз поскорей ударил. Это ведь что же такое, ни на что не похоже. Это не годится.

Он не договаривает своей тайной мысли. Если не придут морозы, Ладога не замерзнет. Не замерзнет Ладога – не наладится дорога к «Большой земле», нельзя будет перебрасывать грузы, нужные городу.

И не только случайный прохожий неодобрительно качает головой, наблюдая эти капризы природы. В прошлом году в эту пору птицы замерзали на лету, а в этом декабре можно гулять без пальто, как в Тбилиси. Но ленинградцы не рады теплу, и простая женщина в платке, утопая в лужах, ворчит сердито:

– Вот вред-то какой еще свалился на нас. Кто это так организовал?

Ей, привыкшей к ленинградской организованности, все это представляется чьей-то распущенностью, не ко времени. Но старые моряки, кряхтя натянув дождевики, всходят на мостики своих пароходов и отправляются в тяжелое плаванье во льдах, тоже награждая озерного бога нелестными словами.

Идет семнадцатый месяц блокады. Стоят самые темные дни, самые короткие. Вечер наступает так рано, что кажется, будто звезды не уходят с неба и только на какое-то время закрываются низко висящими облаками. Это делает город еще более мрачным, еще более фантастическим. Можно вспоминать стихи Блока, рожденные такими вот туманами, когда город исчезает вдруг или появляется в диковинном освещении случайных огней случайной машины. Вырастает освещенный фонариком пешехода дом с колоннами. Типичный ленинградский дом. В таком доме могла жить «Пиковая дама». Рядом звучат подковы конного патруля. Радио передает симфонию Бетховена. Дальние прожекторы расплываются желтыми вспышками над крышами, и вдруг скрежещет танк, как заблудившийся стальной зверь, мокрый, тяжелый, новый – он идет на фронт. Может быть, можно забыть, что рядом фронт, тоже закрытый туманом, пронизанный сыростью, с размокшими траншеями, с сырыми блиндажами, с ночными схватками и огневыми налетами.

Нет, этого ленинградцы не забывают никогда. Они не забывают этого потому, что вся их жизнь посвящена одной цели: работе на оборону. Эта жизнь похожа на жестокую, красочную и правдивую до боли книгу. В ней все самое разное существует сразу! В цех огромного завода входит приезжий фотограф, человек, за время