— Если твои слуги не задержатся, может, ты и выживешь, — бросил Гильом. — Если нет — моли Бога, чтобы простил твои грехи.

Откинув назад капюшон, он выбежал из шатра. Ему нужно было найти Сажье де Сервиана раньше людей д'Эвре.

Маленький отряд двигался тряской рысью в холодной ночи.

Ориана не раз пожалела, что взяла повозку. Верхом было бы быстрее. Деревянные ободья скрипели и подпрыгивали на промерзшей каменистой земле.

Они держались в стороне от больших дорог и в первые же несколько часов миновали дорожные заставы в долине. Теперь двигались прямо на восток. Бертрана спала, укрывшись плащом от холодного ветра, проникавшего в щели повозки. Ориана порадовалась, что девчонка наконец перестала болтать. Девочка извела ее бесконечными расспросами о жизни в Каркассоне в старину, до войны.

Ориана накормила девочку печеньем, сладким хлебцем и вином, в которое добавила столько сонного зелья, что хватило бы свалить на сутки здорового солдата. Наконец девочка угомонилась и крепко уснула.

— Очнись!

Сажье слышал голос. Мужской. Совсем рядом.

Он попробовал шевельнуться. Боль прострелила все тело. В глазах вспыхнули голубые искры.

— Очнись, — настойчиво повторял голос.

Сажье поежился. Что-то холодное прижалось к лицу, успокаивая боль в ссадинах.

Медленно возвращалась память об ударах, сыпавшихся на голову, на тело, со всех сторон.

Может, он умер?

Нет, вспоминал он. Кто-то закричал снизу, из-под горы, приказал солдатам прекратить. Те вдруг отступили. Кто-то властно отдавал приказы на французском. Его поволокли вниз.

Может, и не умер?

Сажье снова попробовал шевельнуться. В спину упиралось что-то твердое. Локти заломлены назад. Попробовал открыть глаза и убедился, что один заплыл и не открывается. Зато обострились другие чувства. Он чувствовал рядом движение лошадей, слышал стук подков. Знакомые, понятные звуки.

— Ногами двигать можешь? — спросил мужской голос.

Сажье с удивлением обнаружил, что может, преодолевая жестокую боль. Один из солдат, избивавших его, наступил тяжелым сапогом на лодыжку.

Человек обогнул его, нагнулся, перерезая веревки, притягивавшие руки к столбу. Сажье почудилось в нем что-то знакомое. Знакомый голос, знакомый поворот головы.

Он с трудом приподнялся.

— Чем обязан такой милости? — спросил он, растирая запястья.

И вдруг вспомнил. Вспомнил, как в одиннадцать лет забрался на стену Шато Комталь, чтобы лишний раз взглянуть на Элэйс. И слышал смех, плывущий с ветерком из окон. Мужской голос, веселый и ласковый.

— Гильом дю Мас, — медленно произнес он.

Гильом удивленно обернулся.

— Разве мы встречались, друг?

— Не трудись вспоминать. — Сажье с трудом заставил себя взглянуть ему в лицо. — Скажи, amic, — он подчеркнул голосом последнее слово, — зачем ты пришел?

— Чтобы… — Гильом даже не заметил его враждебности. — Ты — Сажье де Сервиан?

— Что с того?

— Ради Элэйс, которую мы оба… — Гильом осекся и заговорил тверже: — Здесь ее сестра, Ориана, с одним из сыновей. Он в армии крестоносцев, но Ориане нужна книга.

Сажье уставился на него.

— Какая еще книга? — воинственно спросил он.

Гильом не стал объяснять.

— Ориана узнала, что у вас есть дочь. Она ее увезла. Не знаю, куда они направляются, но они уехали из лагеря в сумерках. Я пришел рассказать тебе и предложить помощь. Он выпрямился. — Если ты отказываешься…

Сажье почувствовал, как кровь отливает от лица.

— Подожди! — вскрикнул он.

— Если ты хочешь вернуть дочь, — ровно продолжал Гильом, — лучше пока забудь обиду на меня, в чем бы она ни состояла.

Он протянул руку, помогая Сажье подняться.

— Ты не догадываешься, куда могла увезти ее Ориана?

Сажье смотрел на человека, которого ненавидел всю жизнь.

Потом, ради Элэйс и дочери, взял протянутую руку.

— У нее есть имя, — сказал он. — Ее зовут Бертрана.

Одрик с Элис молча поднимались в гору. Так много было сказано, что больше не нужно было слов. Одрик тяжело дышал, внимательно смотрел под ноги и ни разу не споткнулся.

— Наверно, уже недалеко, — сказала Элис, больше себе, чем ему.

— Да…

Через пять минут Элис увидела, что они вышли к участку раскопок со стороны, дальней от стоянки. Палатки сняли, и от них на земле остались бурые пятна примятой травы. Среди разбросанного мусора Элис заметила лопатку и палаточный колышек, который зачем-то подняла и положила в карман.

Они продолжали подъем, уклоняясь влево, пока не добрались до плиты, которую обрушила Элис. Она лежала боком чуть ниже устья пещеры, явно никем не тронутая, и в призрачном белом свете луны напоминала низвергнутого идола.

«Неужто не прошло и недели?»

Бальярд прислонился к валуну, переводя дыхание.

— Уже почти пришли, — виновато утешила его Элис. — Извините, не предупредила, что здесь так круто.

Одрик улыбнулся:

— Я помню.

Он взял ее за руку. Кожа у него была тонкая, как папиросная бумага.

— Когда подойдем к пещере, дождитесь, пока я не скажу, что можно входить за мной. Обещайте мне, что спрячетесь и будете ждать, — произнес он.

— По-моему, вовсе неразумно вам заходить туда одному, — заупрямилась Элис. — Даже если вы правы и они будут ждать полной темноты, все-таки вы можете попасть в ловушку. Позвольте мне вам помочь, Одрик. Я войду с вами и помогу искать книгу. Вдвоем будет и скорее, и проще. Всего несколько минут понадобится, а потом мы оба спрячемся и посмотрим, что будет.

— Простите, но нам лучше разделиться.

— Не понимаю зачем, Одрик. Никто не знает, что мы здесь. Мы в полной безопасности, — сказала Элис, упрямо отгоняя недоброе предчувствие.

— Вы очень отважны, madomaisèla, — тихо сказал Одрик. — Она была такой же. Думала сперва о других, потом уж о себе. Она многим пожертвовала для тех, кого любила.

— Никто ничем здесь не жертвует, — резко отозвалась Элис. — И я так и не поняла, почему нельзя было прийти пораньше. Могли бы обыскать пещеру днем, не рискуя, что нас застанут.

Бальярд словно не слышал ее.

— Вы позвонили инспектору Нубелю? — спросил он.

«Не стоит с ним спорить. Не время».

— Да, — вздохнула она, — и сказала все, как вы велели.