и два на-зачка с ним... Только подошли мы к селению, а оттуда... каак затрещит... Батюшки светы. Ровно прорвало их... Шарахнулись мы назад, тут холмик был такой, чтобы залечь, думали отстреляться, глядим, справа и слева японцы валом валят... Будто из земли выпирает... Капитан живой рукой назад, и казаки с ним... Ускакал и плант увез, а мы остались. Известное дело, пешком за конным не поспеешь. Плохо нам тут пришлось... Бросились японцы на нас в штыки. Поручика нашего убили... Остались мы без начальства ровно овцы... Что тут было, я и сказать не умею... Давили нас ровно крыс каких. Да и мудреного мало. Было нас всего человек с пятьдесят, а их, узкоглазых чертей, со всех сторон навалило до тыщи... Меня, один такой-то, звезданул прикладом по башке, я и света невзвидел, очи под потолок ушли. Аж обомлел весь, и свет из глаз выкатился, а как очнулся, гляжу, связан лежу, и подле меня еще человек пять-шесть наших, тоже связанные. Что, говорю, братцы, по планту мы к японцам попали али без планта?

Ругаются.

Ну забрали нас японцы и повели. Привели в город Фынхуанчен. Хороший город, к тому же знакомый. Мы там два раза стояли, первый раз как на Ялу шли, а в другой раз как из-под Тюринчена обратно шкандыбали. В Фын-хуанчене на первых порах посадили нас в каталажку, а продержавши там дня три, вывели на дорогу и заставили дорогу строить...

— Как дорогу строить? — изумился Катеньев.—Какое же они имели право употреблять вас на работу, ведь вы же пленные?

— Полагать надо, пленные. А что касательно того, будто бы они права на то не имели, чтобы нас работать заставлять, то и нам так это казалось. Некоторые из наших, а было нас тут, окромя тех, что из нашей команды, человек до сотни, из разных других полков, тоже так же думали, как. и ваше благородие, и стали даже японцев усовещевать. Только как вы азиата урезоните? Одно слово — азиат, ло-азиатски и думает. Не стали они нас и слушать, резонов наших во внимание не приняли, а принялись лущить нас палками по чему попало, а кто особенно артачился, накинули петлю на шею и к дереву потащили... вешать, стало быть... Ну тут мы все видим, что хоша права и на нашей стороне, но палки, и веревки, и сучки на деревьях на их стороне. Живо смирились. Особливо те, которых вешать хотели. Они, как им скинули петли с шеи, шустрей всех за работу принялись... Николи, должно быть, допрежь того так не работали... Поди, и не знали, что могут так работать... Хорошо работали...

— Что же именно заставляли вас делать?

— Дорогу чинить. Вы в Фынхуанченах бывали когда? Помните дорогу от Тюринченских позиций через перевал и дальше; когда мы там стояли, по ней повозкой порожняком трудно было ехать. Узкие, изрытые колеями, с крутыми подъемами, всюду камни валяются, а теперь посмотрели бы, какая она стала. Одно слово — шоссе. Выгладили, выровняли, уширили и осадные орудия возят. У нас двуколкой проехать нельзя было, а они такую махинищу прут, упряжек десять запрягут.

— Кто же им дороги эти строил?

— Китайцы. Нагнали они китайца видимо-невидимо. Саперы ихние тоже работали, впрочем, больше на манер начальства, досматривали, указывали, что и как, палками тоже действовали они же... Китаец, известно, малодушный человек, палку любит. Его если палкой хорошо огреть, и раз-другой, он большое старание доказать может... Солдат своих японцы на работы не употребляют, для сражения берегут, говорят, будто, если солдата на земляных работах надсадить,— плохо штыком орудовать будет. У нас вот наоборот. Наше начальство завсегда накануне боя, день або два, землю копать заставляло, для моциону, штобы не зажирели солдаты-то... не знаю, может, так оно и лучше, а только и у японцев недурно. Китайцы землю роют, а солдаты японские воюют, а когда сраженьев нет, отдыхают, сил набираются. Пленных наших они тоже к работе приспособили, полагать надо, чтобы даром на харчи не тратиться. Вот таким манером проработал я у них недели с две и стал подумывать, как бы лататы задать. Надо вам доложить, сам-то я родом с Амура и, как молодым парнем был, до службы еще, значит, по китайским селениям в батраках служил и через то язык китайский изучил то исть во как. Так скажем — от китайца отличить невозможно. Право слово. И обычаи я китайские знаю все доподлинно, что и как, все сообразить могу. Очень это мне кстати пришлось. Китайцы тех русских, что по-ихнему хорошо знают, оченно уважают, считают ровно бы как за своих. Даже, почитай, больше того. Лестно ли им, что вот, мол, русский человек, а по-ихнему говорит совсем как они или, может, думают про такого, что, мол, должно, великого ума человек, коли на двух языках говорить выучился, бог их там ведает, а только, повторяю, большое они к таким людям расположение имеют и завсегда всем, чем могут, помочь готовы. Зная такое их пристрастие, задумал я при их помощи от японца бежать.

Было нас, пленных, на работах человек десять, разных полков и команд, а китайцев несколько сот. Почему нас в Японию не отправляли, сказать не берусь, должно, какую оказию ждали, а пока что, чтобы даром, значит, японского хлеба не ели, работать заставили. Работа была тяжелая. За день так измаешься, что к вечеру ни рук, ни ног не чувствуешь. Однако японцы нам все-таки доверия не оказывали и, как поужинаем опосля работы, тотчас же руки и ноги веревками связывали и часового ставили. Ночевали мы тут же, неподалеку от дороги. Из китайцев тоже многие, которые издалека пришедши были, тоже ночевали в поле, близ дороги, только отдельно от нас.

Раскинул я себе умом и так и эдак и давай действовать. Перво-наперво уговорился с одним китайцем; рядом работали. Обещал он мне, что, коли я ночью к ним в деревню приду, одежду мне кое-какую дать китайскую, впромен на мою — а на мне сапоги были добрые, почитай, что новые, рубаха русская, Кумачная, приглянулась китаезу, стало быть, — а затем проводит горами до другой деревни, где мне помогут схорониться на первое время, если японцы искать начнут. Порешив с этим делом, повел я свою линию далее. Надо лишь было прикинуться больным, чтобы, значит, отлежаться к вечеру, силы набраться... Ну это дело не хитрое. Как зачало солнце сильно допекать, я хлоп на землю, и начало меня кочережить... Должно, здорово ловко изобразил я