и погрузить в состояние коматоза, а затем безболезненно погасить в каждом из невиновных жизнь.

Смотря на исполнение собственного приказа, Видар сначала касается правой рукой левой мочки уха, а затем вынимает с перевязи небольшой клинок, ловко прокручивая его в ладони. Он приподнимает его, внимательно исследуя взглядом гладкую сталь с надрезами ближе к рукояти. Подарок Тьмы на третий день службы.

В первые дни она стремилась давить на больное с особой виртуозностью, думая, что Видар вынашивает план. Думала, что, если подарит клинок, которым убила его жену, тот обязательно расколется. Но король не только с достоинством принял подарок, но и начал носить на видном месте.

Тьма не знала одного — клинок предназначался ей. Срезать кожу слой за слоем, выпотрошить ко всем демонам, пока та будет орать, да так, что грудину поразят трещины и надломы — самая сладкая мечта, превратившаяся в затаившуюся цель.

— Знаете, Ваше Величество, иногда мы боимся Вас больше нашей госпожи, — прокуренный голос солдата звучит рядом с правым ухом короля.

Видар даже не удостаивает его взглядом. Он раскрывает ладонь, а затем скользит по ней остриём лезвия, разрезая тонкую кожу и продолжая наблюдать за маленькими болтающимися ботиночками ярко-синего цвета. И цвет этот отпечатывается на радужке, под веками, кожей, рёбрами, в крови.

Солдат не успевает среагировать, как Видар хватает его за шею, поднося остриё ножа к тёмно-багряной брови салама.

— Смеешь сомневаться в величиимоей госпожи? — рычит Видар, надавливая рукой на рукоять.

— Нет, что Вы… Я ни в коем случае…

— А мне кажется, что именно это ты и делаешь, — уголок губы короля дёргается.

Видар выводит алеющую дугу от кончика брови до уголка губы. Солдат стискивает зубы, не смея даже пискнуть. Стоящая рядом нежить старательно прячет глаза в носках собственных сапог, затаив дыхание. Они уже давно уяснили, что все, кто также слепо, как Видар, подчинялись Тьме — являли самое чистое безумство. И, демон их всех разберёт, того ли они хотели, присоединяясь когда-то к Генералу Узурпаторов. Уяснили лишь одно — пути назад не существует.

— Бойтесь меня, — Видар знал, что сейчас его слушают все, кто стоят в радиусе внимания. — Прячьте глаза, когда говорите со мной. И, быть может, этот клинок не окажется в ваших зрачках. А поставите под сомнение власть моей госпожи — я вырежу сердце каждого. Возвращайтесь к ней и донесите всё, что видели и слышали.

Видар отпихивает от себя солдата, снова прокручивая клинок в ладони. Он медленно разворачивается в сторону виселиц, зная, что солдаты за спиной следуют приказу и покидают деревню.

Чернильная нить Непростительного Обета перестаёт стягивать руку — убеждённая в исполнении приказа Тьмы. Видар внимательно вглядывается в лицо каждого ребёнка, стараясь навсегда запечатлеть их выражения в памяти, чтобы каждый раз, когда Себастьян говорил: «Всё хорошо. Мы справимся», Видар знал, что ничего хорошего нет. Что справиться с этим невозможно.

Он косится на клинок. И нужно всего несколько движений, чтобы закончить мучения. Всего несколько.

⸶ ⸙ ⸷

Двери в покои Эсфирь аккуратно открываются и так же тихо, будто бы боясь нарушить хрупкий сон хозяйки, закрываются.

Лунный свет поглощается темнотой: чёрными наволочками, волосами пришедшего, его чёрными брюками, но отражается от белой рубашки и яркой пряди, что выглядят инородными в комнате, чужими.

Видар делает поверхностный вдох, а затем, в несколько внушительных шагов, подходит к кровати. По земле прокатывается оглушающая вибрация, что отдаёт в рёбра нестерпимой обжигающей болью.

Он с трудом садится на кровать, отнимает правую руку от бока, касаясь кончиками пальцев ледяной щеки ведьмы, оставляя на коже несуразные алые мазки. Грудная клетка сжимается до размера атома, а затем содрогается от рваного выдоха.

Видар утыкается лбом в живот ведьмы, ладонь неловко соскальзывает на грудь, в немом отчаянии стараясь услышать биение сердца.

— Я так облажался, — его грудь содрогается от тихих рыданий. — Я так облажался, инсанис.

Слёзы обугливают ресницы до пепла, пальцами он цепляется за чёрную ткань пододеяльника, словно та способна отпустить все грехи.

— Я монстр… демоново чудовище… детоубийца… Я не должен был подчиняться… Я должен был остановить всё это… Я должен был спасти тебя, — тихий шёпот отчаянно застревает в гладкой ткани, пока земля дрожит с новой силой. — Прости меня, умоляю, прости меня. Без тебя я теряю рассудок, я не понимаю, что правильно, а что… — новый приступ рыданий сковывает глотку.

В отчаянии и пульсирующий в боку боли, он сгребает одеяло, чтобы закусить его зубами.

— Вернись ко мне… Умоляю тебя… Я знаю, что заслужил всё это. Знаю. Знаю. Знаю! — левой рукой нащупывает её руку, стискивая ладонь в ладони. — Но я не могу без тебя. Я почти срезал эту демонову Метку, я почти… А знаешь, что меня остановило? Я подумал, на едва уловимую секунду, что, если я доведу дело до конца, всё разрушится, а через какое-то время эти камелии, демон бы их подрал, подействуют, и ты вернёшься. Вернёшься в пустоту, что я сотворил. Я испугался, что ты возненавидишь меня ещё больше и… не смог. Я не смог убить себя, зная, что есть мизерный шанс на твоё воскрешение. Но я…я большене могувидеть тебя такой. Ия боюсьзавтрашнего дня. Я боюсь, что нырну вслед за тобой в могилу.

Слёзы неконтролируемо напитывают солью одеяло, а он остервенело дышит глубоко-израненным зверем, стараясь найти в себе силы и погасить эмоции. И сознание подкидывает яркие картинки того, как она сжимает его ладонь в ответ, как живот подо лбом начинает мерно вздыматься, как она просыпается и смотрит на него укоризненным взглядом разноцветных глаз за то, что он не смог сдержать собственных эмоций.

Но ярко-синие ботиночки, отпечатавшиеся в сознании, возвращают в холодную реальность, топчутся на израненном сердце, ломают рёбра и кости, заставляют широко распахнуть глаза и понять, ктоон такой. И, что счастливого финала для него нет и не может быть.

Из горла Видара вырывается отчаянный хриплый крик, что сразу же приглушается одеялом и телом его ведьмы. Он тонет в собственной гнили, темноте, боли. И уже не понимает: в комнате так темно из-за него или в стране наступила ночь?

— Я люблю тебя.

Три хриплых слова. Десять нарывающих букв. Миллиарды чувств, что сжирают изнутри.

Видар с трудом поднимается, еле удерживаясь на ногах от очередной вибрации. По стене ползёт трещина, рядом с той, что когда-то он уже оставил здесь.

Опираясь на всё, что попадается под руку, он выходит на балкон. Свежий воздух неприятно режет лёгкие, но сейчас просто необходимо обжечься. Почувствовать связь с землёй, которую сам