подняла взгляд на Кирилла, он смотрел на ее живот, пристально, будто пытался разглядеть ребенка.

Соня невольно заволновалась.

– Боишься, что не сможешь его любить?

Кирилл выплыл из задумчивости.

– Бред. Вообще об этом не думал. Буду любить в любом случае. Я о другом думаю, – он постучал ложечкой о край креманки, – будешь ли ты любить меня?

Соня откинулась на спинку стула, сложила на груди руки, точнее, попыталась это сделать. С новым размером этот жест не получался.

– Бублик… прости, Кирилл, – она неловко улыбнулась, – мы это уже обсуждали.

– Я помню.

Снова замолчали. Кирилл отодвинул пустую посуду и наклонился над столом.

– Мне нужно знать, – взволновано и твёрдо принес он: – Отец ребенка – Марк?

Соня отвернулась к морю. Ответила не сразу, предпочла бы вообще не затевать этот разговор.

– Нет.

– Не Марк? – искренне удивился Кирилл.

– Нет.

Он облегченно выдохнул.

– Это хорошо. С ним я не смог бы соперничать. Наверное, никогда бы не избавился от страха, что однажды ты все бросишь и вернешься к нему. Это же Абросимов. И в ребенке ты бы видела его. А так проще. Не знаю, что у вас произошло, но это привело тебя ко мне, и я тебя не отпущу.

Соня стиснула пальцами край стола. До последнего надеялась, что эта тема никогда не всплывет.

– Кирилл…

– Я больше не буду об этом. Все. Ребенок мой. Я и родителям скажу, что мой. Про тебя они знают, не удивятся.

Тут Кирилл не ошибся. Они не удивились, а разозлились. Оказывается, еще в выпускном классе Кирилл показал Соню на школьном снимке и смело объявил: «Эту девушку я люблю». О его чувствах они знали, но не воспринимали всерьез. Надеялись, что эта блажь останется позади, стоит ему уехать на учебу. А вышло вот так. Им преподнесли версию, что жениться на Соне он давно задумал, потому и решил поступать в Анапский филиал, просто с ребенком получилось быстрее, чем они планировали.

Мама Кирилла ни слова не сказала об аборте, но в ее глазах и интонациях это читалось даже явственнее, чем у Веры Андреевны. На долгие годы Соня осталась для семейства Барановых вертихвосткой, лишившей их сына достойного будущего. Кирилл отреагировал бурно, рассорился с родителями и пообещал простить, только если они примут Соню в качестве его жены.

Наверное, будь Кирилл единственным сыном, они бы не разбрасывались так легко вниманием и любовью своих детей, но, помимо него, подрастали еще две девочки и два старших брата, уехавших на заработки в столицу. Там они и осели, больше не возвращались и родителям не помогали.

Когда немного остыл, Кирилл начал их навещать, если нужно, ремонтировал вечно скрипящие дверцы, оставлял на комоде деньги, но общался сквозь зубы. Ждал, когда они признают Соню. Чтобы прокормить свою новую семью, Кирилл устроился на две работы: помощником повара и грузчиком. Через год перевелся на заочное отделение. Как раз тогда заложил основы своего «шаурмячного» бизнеса и опробовал его на постоянно голодных студентах. Соня ничего не требовала, но Кирилл дал слово, что она никогда не будет нуждаться, у нее будет все, что она хочет и чего достойна. Лишь бы вернулась ее улыбка, и она перестала убегать от действительности. Соня изменилась. Сначала он видел причины в тяжелой беременности, а потом понял, что она словно под анестезией, нарочно избавилась от способности глубоко чувствовать. Отрешенная, задумчивая, даже заторможенная. Спокойная и непривычно добрая, но не та Соня, полная эмоций и энергии, которую он знал в школе. Словно дом, в котором отключили свет, выпотрошенное чучело.

Вера Андреевна поступила умнее родителей Кирилла. Прикрыла свое желание избавиться от ребенка состоянием аффекта и, как только Соня стала Барановой, попросила прощения и приняла новую ячейку общества с распростертыми объятиями. Бабушка не торопилась прощать и радоваться, отмерила несколько сдержанных улыбок Кириллу, одну неприязненную – Соне и сухо поздравила с бракосочетанием. Открыто и искренне радовался только Николай Николаевич. Уверил всех окружающих и в первую очередь себя, что Соня носит его внука, принялся строить планы на совместную рыбалку. Радовался, что теперь будет кому передать секретный рецепт шашлычного маринада.

Вера Андреевна часто приезжала в Анапу. Заметив, что Соню тошнит от запахов, взяла на себя готовку и помогала с учебой, практически вела за нее хозяйство. Учила отпаривать постельное белье и гладить воротники мужских рубашек. Выполняя нехитрые домашние дела, тяжело вздыхала и досадливо качала головой.

– Не научила я тебя быть хорошей женой. Ты даже борщ варить не умеешь.

Соня приподняла голову и безразлично согласилась.

– Не умею.

С утра ее стошнило уже несколько раз, о борще даже думать не хотелось. Пока позволяла погода, Соня много гуляла. Соленый морской воздух помогал лучше любых таблеток, дурнота отступала, но, к сожалению, временно. Крики чаек заглушали ее плач. Соня таяла на глазах, росли только живот и грудь. Гуляя в одиночестве, она постоянно возвращалась мыслями к последнему году учебы в школе. И хотела бы не вспоминать, но не могла. Внутри нее росло самое яркое напоминание. Как ни странно, к ребенку не от Марка ненависти она не испытывала, но постоянно придумывала себе альтернативную реальность, в которой носила фамилию Абросимова.

Домой Соня возвращалась с воспаленными красными глазами, Кириллу лгала, что ее опять тошнило, поэтому у нее такой потрепанный вид. Плакала только в одиночестве. И каждый раз клялась, что это в последний раз.

Когда Вера Андреевна находилась у них дома, Соня общалась с Кириллом свободно, даже кое-как шутила, неловкости не возникало, но стоило маме переступить порог, как ее тут же сковывало непривычным смущением. Да и Кирилл как-то сразу переставал подтрунивать, больше молчал. Разговаривал в основном телевизор или радио. Соня так привыкла к несмолкающему радиоприемнику «усадьбы», что завела себе привычку наполнять комнаты чужими голосами.

Меньше всего они походили на молодоженов или будущих родителей. Друг к другу практически не прикасались. Единственное, что позволял себе Кирилл, – погладить живот Сони. Постепенно это превратилось в своеобразный ритуал. После работы Кирилл ужинал, усаживался на диван и, глядя в телевизор, молча клал ладонь на живот Сони. Она тоже продолжала смотреть в экран и затихала в ожидании. К вечеру ребенок всегда превращался в мини-торнадо. Словно чувствовал, что нужно проявить активность, охотно толкался в ладонь, переворачивался и бомбардировал печень Сони.

Кирилл не пытался сблизиться физически, обнять или потребовать исполнения супружеского долга. Соня часто ловила его взгляды на своей груди, на губах, но, кроме этого, Бублик никак не показывал, что ждет чего-то большего. Спали они в разных комнатах и старательно избегали