— Хочешь — можешь вернуться.

— К Вебстерам?

— Ну.

— После того, как мы их обворовали и все такое?

— Во-первых, воровал не ты. Ты, я думаю, в тот момент вообще ни о чем не думал.

— Не думал. Но все равно осадок неприятный.

Билли наклонился, сплюнул в костер:

— Не сцы. Все у тебя будет в порядке.

— У меня и так все в порядке.

Весь следующий день они ехали вдоль обмирщенной реки с ее булыжниковым руслом, а ранним вечером достигли придорожной деревушки Охито. Бойд всю дорогу спал, уткнув лицо в спину брата, проснулся потный и помятый, достал шляпу, которая в скомканном виде была засунута между ними, надел.

— Где это мы? — спросил он.

— Понятия не имею.

— Есть охота.

— Знаю. Мне тоже.

— Как думаешь, у них тут что-нибудь едят?

— Понятия не имею.

Остановив коня около мужчины, стоявшего в дверном проеме осыпающейся глинобитной стены, они его спросили, нет ли у него какой-нибудь еды; мужчина на секунду задумался, а потом изъявил готовность продать им курицу. Поехали дальше. Там, куда вела безлюдная дорога, в степи на юге, начиналась гроза, местность накрыло тучами, и вся округа под ними сразу сникла, а вдалеке, над синими голыми горами, то и дело вспыхивали тонкие прожилки молний, причем в полной тишине, словно гроза беснуется за стеклом. Они попали в нее перед самой темнотой. Стена дождя рванула по пустыне, гоня перед собой стаи диких голубей, ребята въехали в нее и промокли мгновенно. Сотней ярдов дальше спешились, встали в роще придорожных деревьев и, держа коня, смотрели, как струи дождя роют грязь. К тому времени, когда гроза прошла, тьма вокруг была хоть глаз выколи, на небе ни звезды, и они стояли и дрожали, слушая, как в тишине падают капли.

— Что собираешься делать дальше? — спросил Бойд.

— В седло и вперед, наверное.

— На такого мокрого коня противно лезть.

— Про тебя он может сказать то же самое.

Колонию Морелос проезжали за полночь. Фонарь в начале улицы горел тускло, как будто это они принесли с собою темноту. Билли укутал Бойда своей курткой, и теперь тот, спящий, тряско ерзал по его спине, тогда как конь, с чавканьем вытаскивая копыта из грязи и опустив голову, шлепал вслед за псом, рыскающим впереди среди огромных луж. На развилке свернули вправо — тем же маршрутом, которым нынешней весной, но словно целую вечность назад он однажды уже проходил, следуя за странниками, шедшими на ярмарку. Чтобы скоротать остаток ночи, забрались в какой-то брошенный jacal[232] у самой дороги, а утром развели костер, приготовили завтрак и высушили одежду, после чего поседлали коня и снова отправились по дороге на юг. Еще через три дня такой езды (всего в стране они уже пробыли семь дней, один за другим оставляя позади убогие глинобитные поселки на реке) въехали в Басерак. Перед беленым домиком в тени высокой бузины, опустив головы, стояли два коня. Рослый чалый мерин со свежим тавром на левом бедре и — надо же! — их конь Кено: стоит себе под тисненым мексиканским седлом.

— Глянь-кося… — сказал Бойд.

— Вижу. Слезай.

Бойд сполз с коня, Билли тоже спешился, передал поводья брату и вытащил из седельной кобуры дробовик. Пес на дороге остановился и, повернув голову, смотрел на них. Билли переломил ружье, убедился, что оно заряжено, вновь защелкнул ствол и бросил взгляд на Бойда:

— Коня вон туда отведи и держись в сторонке.

— Понял.

Билли подождал, пока Бойд не перевел коня через дорогу, а потом повернулся и пошел к дому. Пес стоял, переводя взгляд с одного на другого, пока Бойд, свистнув, не отозвал его.

Обойдя Кено вокруг, Билли потрепал его по шее, и конь сразу прижался лбом к его рубашке, обдав долгим сладостным выдохом. Тогда он прислонил ружье к стволу бузины и, подняв стремя, надел его на седельный рожок, после чего, потянув из пряжки латиго, расстегнул ее, выхлестнул ремень, потом распустил и заднюю подпругу и, взявшись за рожок и заднюю луку, снял седло и поставил его на землю. Затем стащил с коня вальтрап, положил его поверх седла, взял в руку ружье и, отвязав коня, повел его через улицу туда, где дожидался Бойд.

Сунув ружье обратно в кобуру, оглянулся на дом.

— Садись на Бёрда, — сказал он.

Бойд ступил в стремя, запрыгнул в седло и обернулся к нему.

— Веди лошадей вон туда и смотри, чтоб из дома не видели. Я тебя встречу на южном краю города. Не высовывайся. Я тебя сам найду.

— Что ты собираешься делать?

— Попробую понять, кто в доме.

— А если это они?

— Это не они.

— А ты будто знаешь, кто там.

— Нет, я не знаю. По-моему, там кто-то помер. Давай езжай.

— Ружье-то с собой взял бы.

— Не надо. Езжай.

Подождав, когда он проедет по узкой грязной улочке и скроется из виду, Билли повернулся и снова пошел к дому.

Стукнув в дверь, постоял, держа шляпу в руках. Никто не явился. Он надел шляпу, прошел вдоль стены и потолкался в старые, щелястые двустворчатые ворота в стене, но они оказались заперты на засов. Окинул взглядом верх стены. Из саманных блоков торчали кверху вмазанные в глину бутылочные осколки. Вынул нож и, сунув в щель между створками, стал понемногу, по полдюйма зараз, сдвигать старый деревянный брус, пока его конец не вышел из зацепления со скобой. Тогда он приоткрыл дверь, вошел внутрь и затворил ее за собой. На земле никаких следов волочения: ничего не втаскивали и не вытаскивали. Залитые ярким светом дня, на нижних ветках дерева сидели куры. Прошел по патио к черному ходу и остановился. За открытой дверью шел длинный коридор. На низкой скамье стояли глиняные горшки с цветами. Только что политыми. Вот и под скамьей на плитках следы влаги. Он снял опять шляпу, прошел по коридору и остановился в проеме на другом конце. В затемненной комнате на кровати лежала женщина. Около нее такие же, словно сестры, в одинаковых темных платках-ребосо. На столе горела свеча.

Женщина на кровати лежала с закрытыми глазами, держа в руках стеклянные четки. Умершая. Одна из стоявших на коленях женщин повернула голову и посмотрела на мальчика. Потом перевела взгляд в ту часть комнаты, которую ему не было видно. Через некоторое время, на ходу надевая пиджак, оттуда вышел мужчина; мальчику, стоящему у двери, он вежливо кивнул.

— ¿Quién es?[233] — сказал он.

Высокий и светловолосый, он говорил по-испански с иностранным акцентом. Билли отступил в сторону, и они оба