При всем различии исторических фигур Асад-паши аль-‘Азма, шейха Дахира аль-‘Умара или Ахмед-паши аль-Джаззара в их внутренней политике отчетливо прослеживаются общие черты. Это и применение, хотя и не везде, торговых монополий, и развертывание всеобъемлющей системы откупов, и использование войска из иноэтничных наемников (курдов, магрибинцев, албанцев, босняков), находящихся на твердом жаловании. Неизменным приемом политики сирийских пашей в XVIII в. оставались непрочные альянсы с местными аянскими родами в целях создания собственной политической группировки. Эта черта особенно заметна в деятельности аль-Джаззара, который в отличие от Асад-паши и шейха Дахира был иноземцем и не мог воспользоваться содействием своего семейного клана. Эта специфика сирийской политики предопределила и две главные угрозы для местных пашей — сплоченную оппозицию местной знати и твердый курс Стамбула, который не всегда благосклонно относился к самостоятельности своих губернаторов.

Египет

На протяжении всего XVIII в. внутренняя стабильность Египетского пашалыка оставалась результатом взаимодействия трех соперничающих элит: османской бюрократии, мамлюкских беев и местного алимского корпуса. Противоречия между различными группировками «людей меча» (ахль ассейф) и «людей пера» (ахль аль-калям) в османском Египте достигли высшей точки во время «великого возмущения» или «мамлюкской революции» 1711 г. В первом десятилетии XVIII в., когда внутренний политический кризис в Египте вступил в завершающую фазу, окончательно оформились и продолжили непримиримую борьбу два военно-политических блока — черкесско-мамлюкский «дом» Факарийя и янычары, с одной стороны, и боснийско-мамлюкский «дом» Касимийя и войсковой корпус азабов — с другой. Весной и летом 1711 г. Каир и его предместья стали ареной ожесточенной гражданской войны. Военная конфронтация быстро привела к артиллерийскому обстрелу казарм как янычар, так и азабов. Ситуация усугубилась после того, как вожди янычарско-факаритской группировки вовлекли в конфликт многочисленное бедуинское ополчение, а азабы в ответ задействовали верных себе бедуинов. Бурная эскалация конфликта, интенсивность и жестокость взаимных огневых ударов посеяли ужас среди местного населения. Как писал об этом кризисе каирский алим Хасан аль-Бадри аль-Хиджази, это было «время бедствий, когда не осталось места радости… горе выпало на долю Египта… ничего худшего не могло произойти». Драматические события, сопровождавшиеся перестрелками и рукопашными схватками в центре города и в окраинных садах на нильском побережье, разрешились в конце июня 1711 г. штурмом дворца одного из лидеров янычарско-факаритского блока Айюб-бея. Бегство Айюб-бея ознаменовало разгром его «партии». Губернатор (вали) и главный кади Египта, принявшие сторону янычар, были отстранены от своих должностей по решению Высокой Порты. Часть высшего офицерства янычарского корпуса была казнена, а многие янычары в панике, страшась возмездия, покинули египетскую столицу. «Революция» 1711 г. завершилась безоговорочной победой Касимийи и азабов, а также примкнувших к ним перебежчиков из числа янычар.

Локальный, хотя и кровопролитный конфликт (потери с обеих сторон составили около 4 тыс. человек) уходил корнями в постоянные столкновения внутри янычарского корпуса, случавшиеся в 1698, 1706 и 1707 гг. Катализатором этих противоборств послужило широко распространившееся в, конце XVII в. фиктивное вхождение горожан в войсковые соединения. «Патронаж» (химайя) со стороны корпусов-оджаков над торгово-ремесленными корпорациями приносил немалые материальные выгоды военным. Более всех в получении дивидендов от химайи преуспел самый многочисленный и влиятельный оджак — янычарский. Своеобразный «симбиоз» этого оджака и гильдий вызывал зависть у вождей других воинских формирований и провоцировал раздоры внутри самого янычарского корпуса. Неутоленные финансовые ожидания, помноженные на личные амбиции и конфликты, в конце концов спровоцировали войну между военно-политическими блоками.

Триумф Касимийи, однако, был недолог. Победители продержались на вершинах власти до 1730 г., а затем касимитская группировка под напором оппозиционной коалиции распалась на малочисленные фракции. Новое возвышение Факарийи в начале 30-х годов XVIII в. вовсе не сопровождалось ослаблением внутриполитической напряженности. В течение 15 лет вожди Факарийи удерживали власть в стране, постоянно утверждая свое первенство в стычках с рвавшимися к власти соперниками. В итоге обескровленная Факарийя уступила пальму первенства своему союзнику — небольшому мамлюкскому «дому» Каздоглийя. Во второй половине 40-х годов в Египте образовался правящий дуумвират в составе предводителя этого «дома» Ибрахима Кяхьи (Катходы) аль-Каздоглу (ум. в 1754 г.) и влиятельного военачальника Ридвана Кяхьи аль-Джульфи, которые на деле осуществляли верховную власть в стране. Период их правления начал собой сорокалетие (1740-1780-е годы), отмеченное большей, чем в начале века, стабильностью и относительным благополучием. В эти годы в Египте несколько оживилась экономическая активность, а нильская долина не переживала ни крупных финансовых кризисов, ни необычных всплесков цен, ни серьезных эпидемий. Описывая продлившееся без малого семь лет правление Ибрахима Катходы аль-Каздоглу (1748–1754), выдающийся египетский летописец Абд ар-Рахман аль-Джабарти отмечал в своей хронике «Аджа’иб аль-асар фи-т-тараджим ва-ль-ахбар» («Удивительная история прошлого в жизнеописаниях и хронике событий»), что «в Каире царили мир и спокойствие, и раздоры, несогласие и насилие не досаждали ему… цены были оправданными и условия [жизни] удовлетворительными… Каир блистал красотой и неподражаемым совершенством, торжествуя победу над соперниками… в то время жители… следовали отличавшимся… благородством и великодушием обычаям, кои нельзя было сыскать где-либо еще».

При всех преувеличениях доля истины в этой оценке, несомненно, содержится. Внутренней стабилизации способствовал тот факт, что к середине XVIII в. мамлюкские предводители устойчиво главенствовали на политической арене Египта. Еще в ходе «великого возмущения» 1711 г. военная элита пашалыка активно ассимилировалась с мамлюкской иерархией, а в 30-е годы политическое преобладание беев в военных корпусах приобрело стабильный характер уже на общеегипетском уровне. К неудовольствию османской администрации мамлюки не только господствовали в административной сфере, но и заняли ключевые позиции в экономике, выступая в качестве землевладельцев. По мере ослабления мощи и влияния османских оджаков вожди мамлюкских «домов» все больше чувствовали себя хозяевами положения и воссоздавали в Египте параллельные структуры власти. В первой трети XVIII в. среди наиболее авторитетных 24-х беев выделился неформальный лидер, получивший титул «главы страны» (шейх аль-баляд). Он приобрел статус лидера мамлюкской системы и скоро превратился в фактического правителя османского Египта, стоящего за спиной паши. Османским наместникам приходилось довольствоваться уже фикцией власти, хотя сложный, освященный традицией этикет их взаимоотношений с мамлюками продолжал методично соблюдаться.

Нарушение внутреннего равновесия в египетской политической системе на протяжении XVIII в. проявилось в росте центробежных тенденций, вовлекавших в свою орбиту местных правителей. Сепаратистские устремления мамлюкских предводителей неминуемо усиливались по мере ослабления османской провинциальной администрации, и Стамбулу оставалось надеяться только на отсутствие единства и сплоченности в их рядах.

Самая решительная попытка рассеять видимость османского правления и восстановить независимый мамлюкский султанат связана с именем выдающегося шейх аль-баляда Египта Али-бея аль-Кабира (1728–1773). Сделав блестящую карьеру от рядового мамлюка Ибрахима Катходы до высшего мамлюкского лидера, Али-бей в 1763 г. (по другим источникам — в 1760 г.) вступил в должность