Идиотство с осуждениями дошло до такой степени, что молодые специалисты начали наотрез отказываться уходить с рабочих должностей и занимать инженерные должности в цехах, а мастера и цеховые инженеры стали подавать заявления с просьбой перевести их в рабочие. На тот момент у нас на заводе и так была катастрофа с нехваткой кадров руководителей, а тут еще и эти идиоты из суда и прокуратуры! И я решил подраться за своих друзей, да и за себя тоже, поскольку ведь и я был начальником цеха, и я отвечал за вверенных мне людей. Но прежде всего надо было разобраться, почему прокуратура обвиняет, а суды так легко осуждают совершенно невиновных людей.

Начал покупать юридическую литературу и вникать в нее, и тут выяснилось, что, поскольку дела, касающиеся техники безопасности, это не дела об убийстве или воровстве, а дела технические, требующие специальных знаний, то главным доказательством служит заключение эксперта по этим вопросам, что бы ни говорили обвиняемый и свидетели. Тут же выяснил, что главное в экспертизе – это то, чтобы эксперт не был заинтересован в исходе дела и был объективным. Вычитал в различных судебных примерах, что экспертами в судах выступают, как правило, опытные специалисты с других заводов или аналогичных производств. Начал выяснять, а кто были эксперты в делах моих осужденных товарищей, и у меня глаза на лоб полезли. Оказывается, прокуратура в этом качестве привлекала наш Павлодарский Госгортехнадзор и часто даже не его «специалистов», которых на суде обязаны предупреждать об ответственности за дачу заведомо ложного заключения, а просто акты, которые сочиняла эта инспекция по каждому случаю травматизма.

А тут надо понять, что если инженеры завода предназначены плавить ферросплавы, то у инженеров Госгортехнадзора никаких иных забот нет кроме безопасности работ на подведомственных предприятиях. И если случается травма, то значит, что это они не уследили. И виноваты они, специально получающие зарплату, чтобы травм не было. В результате, во всех своих актах по результатам расследования травм они обязательно указывают инженеров нашего завода в качестве виновных, поскольку если таких виноватых не будет, то виноватыми останутся они. А наша паршивая прокуратура, не назначая настоящих экспертиз, заводила дела по бумажкам этих очевиднейшим образом заинтересованных лиц и обвиняла людей, указанных в этих бумажках, после чего суд тупо штамповал приговоры.

Сначала я думал, что речь идет о какой-то судебно-прокурорской ошибке, – наивности мне тогда хватало. Я полагал, что прокурор и судьи добросовестно заблуждаются. И я пошел на прием к прокурору города. Это был пожилой мужчина, у него были орденские планки за войну, что сначала вызвало у меня к нему искреннее уважение. Я начал объяснять, в чем ошибка дел по ТБ, стал говорить, что по делам наших осужденных товарищей нужно вызвать экспертов с других заводов, однако его глаза стали стеклянными, т. е. стало видно, что он меня не слушает и у него желание побыстрее от меня отделаться. Он достает из папок приказ Генерального прокурора СССР и зачитывает мне пункт, в котором Генпрокурор требует усилить борьбу с нарушениями техники безопасности. «И мы будем безжалостно бороться с нарушителями!» – подытожил он. «Но ведь посмотрите дела по нашему заводу, – просил я, – ведь осуждены совершенно невиновные!» «Нет, они виновны!» – и с этими словами прокурор достал том еще не рассмотренного в суде уголовного дела и рассказал мне его суть. Дело было о гибели строительного рабочего на каком-то предприятии города. Мастер дал задание троим слесарям разобрать свинченную болтами тяжелую стальную балку, которая опиралась концами на две опоры и висела примерно в полуметре от пола, а сам ушел на другой участок. Свинчены две половины балки были посредине. Двое слесарей закурили и наблюдали, а третий начал откручивать гайки. Открутил их сверху балки, снизу балки ключ плохо доставал, и слесарь лег на пол под балку и стал откручивать гайки лежа. Когда открутил последнюю, то балка, естественно, развалилась на две части, и концы их упали на голову этого работяги.

– Ну, при чем тут мастер? – спросил меня прокурор. – Что, эти долбоны не понимали, что если балку развинтить, то концы ее упадут? – выдержал паузу и даже с каким-то удовлетворением объявил: – Однако же мастера мы посадим!

И я понял, что и этот прокурор, и наши судьи прекрасно понимали, что осуждают невиновных, но в своем подлом желании получше отчитаться в якобы исполнении приказа Генпрокурора все равно осуждали невиновных, попирая советские законы. Говорить с прокурором после этого было не о чем, и я ушел, обогащенный знанием того, кем же на самом деле является это крапивное семя юстиции. О продолжении этой истории мне удобнее будет рассказать ниже, а сейчас один из моих судебных случаев.

Зимы у нас, как известно, длинные и холодные, а вода при замерзании резко, более чем на 8 %, увеличивает свой объем, и образующийся лед рвет любые материалы, пропитанные влагой. Из-за этого у нас в стране, по сути, нет надежных автомобильных дорог – как бы тщательно ни исполнялось на них твердое покрытие, а через несколько зим лед и его выведет из строя. С железными дорогами несколько проще, поскольку их кладут на балласте – на щебенке, которая, по идее, после дождей должна осушаться и не держать влагу, но и с железными дорогами не все просто – и они за зиму могут подвергнуться подвижке. И вот я стал замом директора, и железнодорожный транспорт стал моей проблемой. Началась весна, она в Казахстане и так очень дружная, а в тот год вообще была стремительной, и у нас на заводе повсеместно началась подвижка колеи, а железнодорожных путей внутри завода тогда было 70 км. Ремонтники метались от одного места уширения колеи к другому и в целом с проблемой справились отлично – все грузы заводом были приняты и отправлены, остановок завода по вине железнодорожного цеха не было. Тем не менее один полувагон у нас сошел с рельс, об этом было сообщено железной дороге, и она нас оштрафовала на несколько сот рублей. Эти деньги исчезающе мизерные, если учесть те возможные убытки, которые возникли бы, если бы цеха хотя бы на час остановились из-за отсутствия сырья или затаривания складов.

Но тут партии в очередной раз ударила моча в голову бороться с бесхозяйственностью при помощи советской юстиции. Прокурор подает в суд иск с требованием выплатить этот штраф из кармана работников моего железнодорожного цеха. Меня это страшно возмущает, поскольку, как я уже писал, я очень не люблю, когда вверенных мне людей наказывают со стороны, да еще и с такой. И я требую суд заслушать меня, уже не помню в качестве кого – то ли эксперта, то ли общественного защитника. Помню только тупой судейский взгляд: я ему про то, что своей работой мои железнодорожники предотвратили простой завода и убытки государству, а он мне про то, что партия приказала бороться с убытками, наносимыми государству. Я ему про то, что согласно закону не могут с человека взыскиваться убытки, если они были вызваны необходимостью предотвратить еще большие убытки, а он мне про партию. Ничего не смог сделать и вышел из суда со своими невинно пострадавшими людьми как оплеванный, исходя матом. Начальник ЖДЦ Гловацкий, с которого в числе других тоже содрали сотни две, меня еще и успокаивал.

Вот и оцените, что значило в СССР обеспечить тех же чижей так желанным им барахлом, если эти же чижи не давали это сделать.