– Супруга и сын тут, вместе со мной, – коротко ответил Агасфер.

– Позвольте все же поинтересоваться, барон. Если вы не военнопленный, то в каком качестве вы здесь, дружище?

Агасфер пожал плечами: он не имел права говорить кому бы то ни было правду о своем нынешнем статусе, и для таких вопросов у него была приготовлена вполне правдоподобная легенда.

– История долгая, но я постараюсь не отнимать у вас много времени, Ландсберг. Как вы помните, перед началом войны я подал прошение об отставке и занялся коммерцией вместе с компанией «Семенов, Демби и К°». Все надеялись, что до Сахалина военные действия не докатятся, и фабрика была пущена. Моя супруга настояла на своем приезде в Маоку с маленьким сыном. Мы жили там как робинзоны, совершенно оторванные от мира…

– …а тем временем японцы оккупировали Сахалин, и военный губернатор Ляпунов поспешил договориться с генералом Харагучи о позорной капитуляции гарнизона. Вся воинская команда была вывезена в Японию – несмотря на то, что переговоры о мире уже шли полным ходом, – подхватил Ландсберг. – Вероятно, в конце концов японцы добрались до Маоки и отобрали у вас фабрику. Это все понятно – но как и в каком качестве все же вы оказались здесь, Берг?

– За это я должен проклинать или благодарить господина Демби. С Японией он торговал еще в мирное время, в Нагасаки у него была коммерческая фирма, контора… И он употребил все свое влияние, чтобы забрать нашу семью в Японию. У меня не было выбора, Ландсберг! Либо меня с семьей вышвырнули бы в Де-Кастри, вместе с другими беженцами, либо увезли бы сюда. Фабрику надо было либо бросать, либо демонтировать и перевозить в Японию – на незамерзающую бухту с Маокой у японцев были другие планы. Вот, собственно, и вся моя одиссея, дружище!

– Значит, Демби взял вас с собой в Японию из милости?

– Ну, не совсем так. Или совсем не так. Демби и Семенов успели оценить перспективность консервного дела и фабрику бросать не хотели. Но и норвежская фирма, связанная контактом с моим батюшкой либо его наследниками, не желала иметь дело со сторонними людьми.

– Но сейчас, когда война закончилась, с норвежцами, я уверен, можно было бы договориться – не забывайте, что я тоже коммерсант, Берг! Или вы просто не хотите возвращаться в Россию?

– Вы правы, Ландсберг. Пока не хочу. Должен признаться, что очутился на Дальнем Востоке не по собственной прихоти! И не только по распоряжению Главного тюремного управления, чью форму носил последнее время. Раньше я успел нажить в России могущественных врагов, мне грозил суд Особого присутствия… И эта угроза не миновала до сей поры. Если меня осудят – а пока мои враги сохраняют свои высокие посты, это неминуемо, – то Настенька и наш сын останутся без средств к существованию. Да вот, кстати: помните мою поездку во Владивосток, по случаю рождения сына?

Ландсберг кивнул.

– Так вот: в Приморье я едва не был арестован. Слава богу, что высокий полицейский чин, прибывший специально за мной из Петербурга, оказался падок на деньги. Мне удалось откупиться. Однако на обратном пути на Сахалин меня ждала засада разбойников, посланная тем же столичным чиновником!

– И вам удалось?..

Агасфер пожал плечами. О засаде хунгузов его предупредил японский резидент Танака, он же и послал своих людей на нейтрализацию убийц. Этого он рассказать он, конечно, не мог. И поэтому закончил кратко:

– Так что вернуться в Россию в ближайшее время мне не удастся.

Собеседники разом допили кружки, наполнили их снова, помолчали.

– Ну, а я возвращаюсь в Россию с надеждой, – признался Ландсберг. – Я честно воевал, и надеюсь, что император Николай II сдержит слово о полном прощении и возвращении прав состояния для вчерашних каторжников.

– Искренне желаю вам удачи, дружище! – Берг вытянул из кармашка жилета часы. – У нас есть еще немного времени, Ландсберг. А я очень любопытный человек. Если помните, мы не закончили наш разговор в вашем доме, у камина, перед моим отъездом в Маоку. Кого вы все-таки провожали? Я имею в виду некую даму в инвалидном кресле…

– Вам все еще не дает покоя Сонька Золотая Ручка? – улыбнулся Ландсберг. – Но предупреждаю, эта история длиннее, чем ваша.

– Попробуем успеть!

– Что ж… Сонька, как вы помните, поставила передо мной ультиматум. Я должен был привезти из Приморья «сменщицу» для нее. Дождавшись весенней навигации, я поехал во Владивосток. Там, как и во многих российских городах, есть благотворительное «Общество призрения вдов, сирот и достойных бедняков». Оказалось, что Сонька посетила патронессу этого общества, выдумала какую-то душещипательную историю и получила имена и адреса четырех одиноких женщин своего возраста. Две из них были неизлечимо больны чахоткой. А одна из этих больных несколько лет назад пережила страшную трагедию, и к жизни ее ничего не привязывало. Сонька остановила свой выбор на этой несчастной и назвала мне ее имя. Я нанял частного детектива с тем, чтобы собрать максимум сведений о выбранной Сонькой кандидатке. Для сыщика была придумана трогательная история о сахалинском миллионщике, который некогда своим поведением в молодости свел в могилу мать, а нынче, чтобы хоть частично загладить грех, решил облагодетельствовать любую честную бедную женщину…

Ландсберг отхлебнул из кружки и устремил невидящий взор через плечо собеседника, прокручивая в памяти события минувших дней.

⁂

…Через несколько дней частный сыщик отчитался о своей работе. Сонька не обманула: выбранная ею подходящая кандидатка имела не только схожие с ней фигуру и рост, но и вправду пережила страшную трагедию. Отправившись с мужем и сыном-подростком в путешествие по Италии, госпожа Мешкова с семьей попала там в железнодорожную катастрофу. Сын погиб, а муж угодил в местную клинику с переломом позвоночника и черепно-мозговой травмой. Он никого не узнавал, потерял память и речь, был полностью парализован. Страховое возмещение очень быстро разошлось на докторов и адвокатов. В итальянскую клинику ушли и деньги, вырученные мадам Мешковой за ее небольшое именьице где-то под Тверью и за дом во Владивостоке. Сама Мешкова была сиротой, а родственники мужа – бедны. Приморские благотворители несколько раз объявляли подписку в пользу несчастной, вернувшейся во Владивосток, чтобы продать последнее имущество и коллекцию минералов, которую собирали несколько поколений семьи мужа.

Несчастная ютилась из милости в чуланчике старых знакомых, пыталась что-то заработать перепиской. Бонной она служить не могла из-за чахотки в предпоследней стадии. Ландсберг посетил доктора, ранее пользовавшего мадам – она отказалась от его услуг по бедности. Крупный гонорар Ландсберга побудил доктора еще раз навестить больную и выдать ее врачебную тайну: жить несчастной оставалось не более месяцев…

– Но вы сказали – «предпоследняя стадия» болезни, – мягко перебил Агасфер. – Значит, еще не все было потеряно? Может быть, лечение на водах либо новейшие достижения медицины все же были способны вылечить мадам Мешкову?

Ландсберг покачал головой и объяснил: последняя стадия – это стадия умирания, когда больной уже не встает. Госпожа Мешкова была обречена! Поверенный Ландсберга связался с итальянскими юристами, а те – с клиникой, где умирал парализованный супруг Мешковой. Итальянцы подтвердили неутешительный прогноз: полученные русским пациентом травмы вообще несовместимы с жизнью, он может умереть в любой момент. И напомнили, что два последних месяца его пребывания в клинике, к сожалению, не оплачены…