— Так Жуга жив?

— Жив, жив. Не далее как вчера ночью я с ним... виделась. — Она поправила одеяло. — У него опять какие-то секреты. Он снова ввязался в какую-то историю. Он ничего мне не сказал, ты же знаешь, какой он скрытный... Но кое-что узнать мне удалось. В общем, так: он идёт в Лейден.

— Куда?! — вскричал Яльмар. — В Лейден?

Зерги поморщилась и схватилась за виски:

— Не ори так. В Лейден, в Лейден — я же ясно сказала. Dam... как голова болит...

— Что он там забыл?

— Понятия не имею, — призналась Зерги. — Здесь кроется какая-то тайна.

Яльмар задумался и начал рыться в бороде.

— Тот бродяга, в Брюгге, тоже что-то лепетал про Лейден, — проговорил он. — Он сказал, будто туда поехал тот прохиндей, который увёз мою дочь...

Сказать, что девушка была потрясена, значит, ничего не сказать.

— У тебя есть дочь?! — спросила она.

— Да, есть, — сердито подтвердил варяг. — А что такого? Один и Фрея! Будто у меня не может быть дочери! Я не видел её пять лет; моя жена умерла позапрошлой зимой, и Октавию сманил с собой какой-то кукольник. Мне говорили, будто он собирался ехать как раз туда, в сторону Лейдена, в компании бродячих музыкантов. Не встречала таких?

— Нет. Даже не слышала.

— А Жуга?

— А что — Жуга?

— Жуга ничего о них не слышал? Он же может вызнать, где она.

— Не знаю, он мне ничего не говорил. Да и откуда ему знать, что ты кого-то ищешь? Знаешь, по-моему, он в последнее время не хочет колдовать. Он больше не носит меча, опять ходит с посохом и выдаёт себя за бернардинца...

— За монаха? На кой?

— Да разве поймёшь... У него всегда есть фига в кармане. А ты не пробовал догнать их по суше?

— Я думал об этом, — признался варяг. — Но на всех дорогах засаду не устроишь, а каналы и реки охраняются. Я надеялся перехватить их тут — это единственное место, где они наверняка должны появиться, если поедут на восток. Иначе и впрямь придётся сходить на берег и топать в этот чёртов Лейден. Сперва я сомневался, но теперь... Ох, чует моё сердце, неспроста эта каша заварилась! Что-то затевается... Э, постой! — встрепенулся он. — Я же совсем забыл! А ты как здесь очутилась? А? Я стоял на палубе, а ты свалилась с неба, я сам видел! Клянусь Одноглазым, сперва я думал, будто ты упала с мачты, но ко мне на корабль так просто не проберёшься. Ну-ка, рассказывай! Что стряслось? Это тоже Лис устроил?

— Нет. Я сама.

— Опять колдовство?

— Яльмар, это долгая история, — усталым голосом сказала девушка. — Скоро рассвет... Ну ладно, всё равно придётся рассказать. Ты прав, я скована заклятием. Каждый день я превращаюсь в птицу. В ястреба. Не таращи глаза — всё так, как я сказала.

— Почему?

— Так получилось, я не виновата. То есть что я говорю... Как раз я виновата, но не в этом дело. В общем, с этим ничего нельзя поделать. Но у меня есть друг. Скажем так, собрат по несчастью. Он тоже заколдован.

— Зашиби меня Мьёльнир! Он тоже превращается в ястреба?

— Нет. В волка.

— В волка?!!

— Да не важно! — рассердилась Зерги. — Не перебивай! Я чувствую его, айе, а он — меня. И он остался с травником. Я могу привести тебя к ним, но только ночью. Ночью, понимаешь? Днём я — птица. Поэтому сейчас я уйду в палатку: не хочу, чтоб кто-то это видел... Зайди туда утром, когда рассветёт, я дам себя поймать. Но я могу сорваться, улететь: когда я ястреб, я такая дура, такая... В общем, как обычная птица. Привяжи меня или запри в каюте. Только не забудь потом отвязать, а то петля мне ногу разрежет, когда я снова стану человеком. Всё. Остальное я скажу потом.

Она умолкла. В тусклом небе лениво паслись облака. Ветер спал, лишь время от времени встрёпываясь и подхлёстывая их, как нерадивый пастух. По песку бегали трясогузки. Помаргивали звёзды, отражаясь в тихом зеркале речной воды, изредка плескала рыба. Недавно вода поднялась, то и дело мимо проплывали коряги и бесхозные брёвна. Флот пировал. С кораблей доносились протяжные окрики вахтенных, отдалённая ругань и пьяное пение. Все были на палубах, серебряные полумесяцы тускло светились на зеландских шляпах. «Да здравствуют гёзы! — хрипло проорал кто-то, предварительно пальнув из аркебузы. — Лучше служить султану, чем Папе!» — и хор одобрительных воплей подхватил этот крик.

— Вот, значит, как... — проговорил варяг. — Давно это с тобой?

— Две недели, или около того. — Зерги скособочилась и переменила позу: руку за спину, одно колено в сторону, одно колено — вверх. — Но я уже вымоталась до предела. Если это будет продолжаться... В общем, лучше удержи меня на пару дней, айе? Я весь день носилась как бешеная, бросалась на любой корабль, лишь только видела норманнскую постройку, а до того... By Got, мне нужно отдохнуть.

Яльмар посмотрел на восток.

— У нас ещё есть время? — спросил он.

— Завтра будет новая ночь, успеем поболтать. Сидеть здесь толку нету. Думаю, свою дочку ты всё равно отыщешь. А нет, так мы поможем: ястреб и волк найдут кого угодно. Я слышала, что говорил тебе тот тип на шлюпке; он ведь дело говорил. Поутру снимайся с якоря и иди за эскадрой. Не с ними, но за ними, айе. Они двинутся туда же, будут каперствовать, ударять испанцам в тыл, высаживать пехоту... Иди за ними.

— Ты с ума сошла! У этих треклятых испанцев пушки, аркебузы, а я десять лет не был возле тамошних берегов, мне понадобится толковый лоцман.

— Ну так найми! Думаю, в Лейден нам так и так идти придётся.

— Это невозможно.

— Всё возможно... А сейчас позволь, я уйду. Умираю, как спать хочу.

Минуту или две Яльмар осмысливал сказанное ею. Затем покачал головой.

— Я тебя сто лет не видел, — неловко сказал он. — Как ты жила?

— Всякое бывало. Прости, но я пойду.

Произнеся эти слова, Зерги встала и молча удалилась, а Яльмар остался сидеть у костра. Помаленьку начало светать. Воздух посвежел. Варяг поёжился, поднял плащ, отряхнул его от песка и набросил на плечи. Посмотрел на небо. Скоро должен был задуть утренний бриз, с которым лучше всего выходить в море, а пока вода в гавани была ровной, как стекло. Царила ломкая предутренняя тишина, только слышно было, как на ближайших кораблях пьяные голоса выводят: «Slaet op den trommele van dirre dom deyne! Slaet op den trommele van dirre doum doum!»

— Что ж, — сказал Яльмар, — битва так битва. Не в первый раз.

* * *

— Вперёд, КЛЯЧИ! ЧТО встали? Arre! Arre!

Колёса у фургона были такие огромные, сбитые из цельных досок, словно кто-то задумал с их помощью разрезать всю землю напополам. Ялка только раз или два видела такие. И хоть они нещадно скрипели при каждом обороте, из-за них фургон почти нигде не застревал, не так сильно ощущались выбоины на дороге и меньше трясло, что в её теперешнем положении не могло девушку не радовать. Михелькин сидел напротив и смотрел то на неё, то на дорогу, остающуюся позади. Было холодно, шёл слабый дождь.