В пользу похода на юг к «большой рыбной» говорили лишь два обстоятельства: слабая вероятность, что поисково-спасательная экспедиция, посланная за ними, уже направилась вниз по реке от Большого Невольничьего озера, и тот простой факт, что по мере продвижения на юг будет становиться теплее. По крайней мере, они будут двигаться к зоне оттепели.

И все же Крозье предпочитал остаться в более северных широтах и преодолеть более длинное расстояние, двигаясь на восток и север, к полуострову Бутия и через него. Он знал, что существует лишь один сравнительно безопасный способ предпринять такую попытку: добраться до Кинг-Уильяма, пересечь его, потом совершить относительно короткий переход по открытому льду, защищенному от яростного северо-западного ветра самим островом, к юго-западному берегу Бутии, а затем медленно двинуться на север вдоль полосы припая или непосредственно по прибрежной равнине и наконец перевалить через горную гряду, направляясь к заливу Фьюри и на каждом шагу надеясь встретить эскимосов.

Это был безопасный путь. Но длинный. Тысяча двести миль — почти в полтора раза длиннее, чем путь на юг к реке Бака.

Если по достижении Бутии они в самом скором времени не встретят дружественно настроенных эскимосов, все они погибнут за несколько недель или месяцев до возможного окончания подобного путешествия.

И тем не менее Френсис Крозье предпочитал рискнуть всем и совершить бросок через замерзшее море в северо-восточном направлении — прямо через самые ужасные паковые льды — в отчаянной попытке повторить потрясающий воображение шестисотмильный санный поход своего друга Джеймса Кларка Росса, совершенный восемнадцатью годами ранее, когда «Фьюри» затерло льдами у противоположного берега полуострова Бутия. Старый стюард, Бридженс, был абсолютно прав.

В свое время Джон Росс выбрал самый верный путь к спасению, когда направился с санями пешком на север, а потом поднялся на лодках в пролив Ланкастера и стал ждать там китобоев. И его племянник Джеймс Росс доказал, что для санного отряда преодолеть расстояние от Кинг-Уильяма до Фьюри-бич возможно — в принципе возможно.

«Эребус» еще находился в десятидневной агонии, когда Крозье отправил в испытательный поход упряжных с обоих кораблей — победителей соревнований, получивших самые крупные премии и последние деньги, остававшиеся у Френсиса Крозье, — с санями самой лучшей конструкции, предварительно приказав мистеру Хелпмену и старшему интенданту мистеру Осмеру обеспечить эту отборную упряжную команду всем необходимым для шестинедельного пребывания на льду.

Это была команда из одиннадцати человек под началом старшего помощника с «Эребуса» Фредерика Дево, где первым в упряжи шел великан Мэнсон. Всем девятерым мужчинам предложили участвовать в походе на добровольных началах. Никто не отказался.

Крозье хотел проверить, возможно ли совершить столь долгий поход по открытому льду с тяжелыми санями, везущими доверху нагруженную лодку. Одиннадцать мужчин тронулись в путь в шесть склянок 23 марта, в темноте, при температуре воздуха минус тридцать девять градусов,[14]под громкое троекратное «ура», выкрикнутое всеми членами обоих экипажей.

Дево со своим отрядом вернулся через три недели. Никто не умер, но все были изнурены до крайности, и четверо получили серьезные обморожения. Из одиннадцати участников похода, помимо неутомимого Дево, один только Магнус Мэнсон не производил впечатления человека, находящегося при смерти от усталости и истощения.

За три недели они смогли преодолеть расстояние в неполных двадцать восемь миль по прямой от «Террора» и «Эребуса». Позже Дево прикинул, что в действительности им пришлось пройти более полутора сотен миль, чтобы удалиться от кораблей на эти двадцать восемь, но двигаться через паковые льды по прямой не представлялось возможным. Дальше к северо-востоку погодные условия были еще хуже, чем в девятом круге ада, где они уже два года томились в ледовом плену. Торосных гряд там было не счесть. Многие вздымались на высоту свыше восьмидесяти футов. Даже держаться нужного курса было почти невозможно, когда облака заволакивали солнце и звезды скрывались за облачной пеленой по несколько восемнадцатичасовых ночей подряд. Компасы, разумеется, не действовали в такой близости от северного магнитного полюса.

На всякий случай они взяли с собой пять палаток, хотя собирались спать только в двух. Ночью на открытом льду было так холодно, что последние девять ночей все одиннадцать мужчин спали — когда вообще могли заснуть — в одной палатке. Но выбора у них в любом случае не оставалось, поскольку четыре из пяти прочных палаток унесло прочь или разорвало в клочья ураганным ветром на двенадцатую ночь.

Каким-то образом Дево заставлял людей продолжать движение на северо-восток, но погода с каждым днем ухудшалась, торосные гряды преграждали путь все чаще, вынужденные отклонения от курса стали длиннее и опаснее, и вдобавок сани получили серьезное повреждение в процессе переходов через торосные гряды, требовавших поистине геркулесовых усилий. Два дня они потратили на одну только починку саней под завывание метели.

Старший помощник решил повернуть назад на четырнадцатое утро. Теперь, когда у них осталась всего одна палатка, шансы остаться в живых значительно снизились. Они попытались вернуться к кораблям по собственному санному следу, но из-за высокой активности льда — движения ледяных плит, перемещения айсбергов, появления новых торосных гряд — отыскать оный уже не представлялось возможным. Дево — лучший после Крозье навигатор в экспедиции Франклина — снимал показания с теодолита и секстанта, когда небо ненадолго прояснялось днем или ночью, но в конечном счете выбрал курс, основываясь главным образом на счислении пути. Он сказал людям, что точно знает местоположение отряда. Позже он признался Фицджеймсу и Крозье, что был уверен: он отклонится в сторону от кораблей миль на двадцать.

В последнюю ночь на льду палатку разорвало ветром, и они вылезли из спальных мешков и пошли наобум дальше на юго-запад, чтобы не замерзнуть до смерти. Они избавились от излишков провианта и одежды и продолжали тащить сани только потому, что нуждались в воде, дробовиках, патронах и порохе. Какое-то крупное существо шло следом за ними в течение всего похода. Они слышали, как оно бродило вокруг них в темноте по ночам.

Отряд Дево — по-прежнему двигавшийся прямо на запад, мимо «Террора», находившегося в трех милях к югу от них, — был замечен на северном горизонте рано утром на двадцать первый день похода. Их заметил вахтенный с «Эребуса», хотя сам корабль к тому времени уже погиб: раскололся в щепки и затонул. Дево и его людям крупно повезло, что вахтенный, ледовый лоцман Джеймс Рейд, еще до рассвета забрался на громадный айсберг, служивший частью декораций Венецианского карнавала, и увидел людей в бинокль при первом проблеске зари.

Рейд, лейтенант Левеконт, судовой врач Гудсер и Гарри Пеглар возглавили отряд, который отправился вдогонку за санной командой Дево и привел людей обратно, мимо груды сломанных досок, мачт и спутанных снастей такелажа, оставшихся от затонувшего корабля. Пятеро мужчин из отборной команды Дево последнюю милю пути до «Террора» уже не могли идти сами, и их пришлось везти на санях. Шестеро человек с «Эребуса» из числа участников похода, включая самого Дево, не сдержали слез при виде своего разрушенного дома.