Вода в ванне постепенно остывала. Мысли Мейси обратились к жене Билли. Ей вдруг пришло в голову, что Дорин и Присцилла страдают одним и тем же недугом, только в разных формах, и если Дорин тонула в зыбучих песках прошлого, застряв в мире, полном тоски по умершей дочери, то Присцилла страшилась будущего. В Биаррице ей удалось избавиться от тяжкого груза скорби, ведь это место никак не было связано с ее юностью и воспоминаниями о счастливых днях, проведенных с семьей. Биарриц не хранил памяти о раздавленных горем родителях, потерявших сыновей, об ужасе, охватившем Присциллу, когда она узнала о смерти братьев. А теперь она вернулась в страну, из которой братья ушли на войну, и мучилась страхом за собственных детей. Эти страхи отбрасывали Присциллу назад в прошлое, в те времена, когда алкоголь помогал заглушить боль в сердце.

В своем мирке, выстроенном в Биаррице, она была в безопасности, как пациент в хорошей больнице. В Лондоне же ее закрутил водоворот светской жизни; Присцилла беспомощно барахталась в волнах, не чувствуя под ногами дна, и, как видела Мейси, нуждалась в дружеской поддержке.

Мейси вышла из ванны, насухо вытерлась полотенцем и надела простое черное платье, которое служило ей дежурным нарядом для приемов. Вечернего платья у нее не было; впрочем, Присцилла не выразит неудовольствия видом подруги. В крайнем случае потащит в свою гардеробную и заставит надеть что-нибудь более, на ее взгляд, подходящее.

Мейси уложила волосы, подвела глаза, нанесла на скулы чуточку румян, накрасила губы, затем надела черные кожаные туфельки с ремешками и пряжкой на боку, пальто и шляпку. Положила в черную сумочку-клатч носовой платок, немного денег, тюбик помады. Вышла из дома, села в «Эм-Джи» и поехала в сторону Голландского парка. Часы показывали без четверти два.

– Мейси, дорогая, я знала, что ты придешь! – Глаза Присциллы наполнились слезами, когда Мейси провели в гостиную сквозь толпу гостей, расположившихся в холле.

Помахав в воздухе мундштуком, Присцилла позвала мужа:

– Дуглас, Дуглас, скорее погляди, кто пришел!

Дуглас Партридж начал пробираться к ним, на ходу прихватив с подноса бокал шампанского. Присцилла взяла Мейси под руку и заглянула ей в лицо.

– По глазам вижу, ты чертовски устала, но… но… – Она заплакала и, высвободив руку, схватилась за переносицу, чтобы сдержать слезы.

– Присцилла, пожалуйста, не плачь. Радуйся, ведь ты здесь, в Лондоне, в кругу семьи. Ну, ну, тише. Смотри, вон идет Дуглас.

Дуглас Партридж подошел к жене, прислонил трость к бедру и обнял Присциллу.

– Слезы счастья, дорогая?

Он подмигнул Мейси и расцеловал ее в обе щеки.

– Мы так рады, что ты смогла приехать! Присцилла ждала этого приема целый месяц. А вечеринка удалась на славу, правда, солнышко? – Дуглас чмокнул жену в нос. – Все, оставляю тебя с любимой подругой. Пойду поищу Рэймонда Грасслина.

Присцилла сделала глубокий вдох, стараясь овладеть собой, и оценивающе оглядела Мейси с головы до ног.

– Так, идем в гардеробную, – шутливо-начальственным тоном скомандовала она. – Хочу видеть тебя в нормальном вечернем платье. В конце концов, ты не в морге Скотленд-Ярда, а на новогоднем приеме.

Если бы эти слова произнесла не Присцилла, а кто-то другой, Мейси наверняка оскорбилась бы, однако сейчас лишь кивнула и рассмеялась.

– Ладно, идем, покончим с этим побыстрее.

Присцилла предложила подруге четыре вечерних наряда на выбор. Пятнадцать минут спустя Мейси спустилась по лестнице, представ перед гостями в новом виде. На ней было темно-пурпурное шелковое платье, выгодно оттенявшее цвет глаз. Лиф с вырезом-лодочкой был расшит пайетками, как и остроугольные манжеты, которые доходили до середины тыльной стороны ладони. Заниженную линию талии также украшала полоса пайеток, широкая юбка мягкими складками ниспадала до пола. В ушах у Мейси сверкали брильянтовые серьги-капельки Присциллы, на ногах были ее же черные атласные туфельки на низком каблуке. По счастью, размер обуви у подруг совпадал.

– Вот теперь тебя можно представить, – удовлетворенно промолвила Присцилла.

В течение следующего часа она знакомила Мейси со всеми гостями по очереди, неизменно представляя ее как «дражайшую Мейси» и «самую задушевную подругу».

Музыканты играли без перерыва, и Мейси, несмотря на утомление, несколько раз выходила потанцевать. К своему удивлению, она обнаружила, что звуки музыки уносят прочь усталость. Поблагодарив джентльмена, который пригласил ее на последний, как она надеялась, танец, Мейси вновь отправилась на поиски Присциллы, лавируя между гостями. Она знала, что найдет подругу у бара, и не ошиблась.

– Можно мне стакан воды? Со льдом, пожалуйста, если он еще остался.

Официант налил воды из хрустального кувшина в бокал и подал его Мейси. Выпив половину, она повернулась налево. Присцилла стояла спиной к ней, потчуя одного из гостей рассказами о Биаррице. Мейси легонько похлопала подругу по плечу.

– О, Мейси! Ну как, веселишься?

– Да, и, кажется, успешно борюсь со сном.

– Вот и умница. Завтрак скоро подадут, в столовой уже стелют скатерти.

– Прис, какие обещания ты дала себе под Новый год? – Мейси допила воду и поставила пустой бокал на стойку.

– А, какие взбрели в голову, те и дала, – махнула рукой Присцилла.

– И какие же именно?

Присцилла сделала знак официанту, тот подал ей очередной бокал шампанского.

– Не знаю, подумаю об этом завтра. – Она пригубила игристый напиток. – Вижу, ты собираешься учить меня уму-разуму.

– Идем со мной, Прис. – Мейси забрала у подруги бокал и поставила его на поднос проходившего мимо официанта.

– Куда?

– Наверх.

– Наверх?

Мейси уже ночевала в особняке Партриджей и потому хорошо знала географию дома. Она направилась к просторной детской спальне и тихонько приоткрыла дверь. Лунный свет падал из окна на стол в углу комнаты, на кроватях спали трое мальчишек. Мейси и Присцилла встали у порога, глядя на них. Младший, Тарквин, сбросил одеяло и свернулся калачиком в изножье кровати, свесив одну ногу. Самый старший, Тимоти, раскинулся на спине, локтем прикрывая глаза. Средний сын, Томас, с головой забрался под одеяло, так что снаружи виднелся лишь неровный бугор, и был похож на лесного зверька в зимней спячке.

Присцилла опять заплакала.

– Они здесь, – промолвила Мейси, – и им ничто не угрожает. У тебя не получится удерживать их рядом с собой всю жизнь, ведь однажды они станут мужчинами. Из них выйдут прекрасные мужчины, я знаю. Но сейчас они тут, в безопасности, окруженные теплом и любовью. Больше этого ты дать не можешь, и меньше тоже.

– Я…

Мейси бесшумно закрыла дверь.

– А вот чего тебе не нужно делать, так это топить страхи в вине. Тебе как никому другому известно, что алкоголь не избавляет от боли, горя или страха, но лишает тебя настоящего.