– А в чём же?

Я хотел рассказать ей про «дедовы» опасения, но раздумал. Долго рассказывать, да и ни к чему ей.

– Тоже чепуха…

– А у вас, я слышала, списался кто-то. Я думала – ты.

– Нет, не я.

– Я знаю. Просто, подумала – как было бы славно, если бы ты. Поплыли бы вместе. Мы ведь сейчас уходим, ты знаешь? Гракова только дождёмся, он там у вашего кепа в каюте.

А ведь и правда, всё можно было переиграть. Позвать Жору-штурмана, наврать ему что-нибудь, он же у Ваньки Обода бюллетень не спрашивал. Кто-нибудь мне подаст шмотки, а я Шурке смайнаю бритву. Не забыть бы только сказать, чтоб Фомку выпустили. И мы поплывём на этом чудном лайнере. Вместе, вдвоём. Ах, синее море, белый пароход!

– Не решаешься? Знаешь, тут даже все удивились, когда вы решили остаться, я многих расспрашивала. Вы просто дети! Какое-то дикое легкомыслие. «Авось обойдётся». Ты же понимаешь, что это глупо? Разве мужество в том, чтобы лезть очертя голову?

В первый раз ей не всё равно было, что со мной будет. В первый раз она меня просила о чём-то, предлагала. Это понимать надо!

– Что же я, сбегу, как крыса, а другие останутся?

– Вот чего ты боишься! Лучше, конечно, утонуть за компанию.

– Ну, не обязательно утонуть…

– Ты же сам сказал – в море всё случается. Боишься быть не как все?

Это правда, я этого боялся. Но вот «дед» не боялся быть «не как все», а тоже оставался.

– Насмешек боишься? Неужели это всего страшнее?

Я когда-то мечтал о такой минуте, когда она обо мне озаботится. А теперь она не то что заботилась, она за меня боялась. Но радостно мне не стало. Если б даже я и списался, так с «дедом» могло без меня случиться, и я бы себя всю жизнь за это казнил.

– Ну, решайся.

Нашего «Скакуна» подкинуло на волне, приложило бортом о кранец. Она вздрогнула.

– Если б меня четвертовали, я бы и то не согласилась!

И так она это сказала испуганно, что я вдруг её притянул к себе и поцеловал – в губы. Они у неё были холодные и чуть потресканные. Я сам от себя этого не ожидал, и она не ждала, отшатнулась. И от этого ещё больше смутилась.

– Ну вот, здрасьте… Какая лирика.

Сверху послышалось, из динамиков:

– Восемьсот пятнадцатый, поторапливайтесь с отходом!

Внизу Жора-штурман высунулся из рубки:

– Ясно-ясно, закругляемся!

Ухман подал сетку. Я подошёл и взялся за неё. По палубе к ней бежали «маркони» и дрифтер.

– Так что же? – спросила Лиля.

– То же самое. Всё обойдется.

Она сказала, улыбаясь чуть насмешливо:

– Кажется, я всё про тебя поняла.

– И как?

– Такой, как я и думала. Но убедиться всегда ценно.

– Напишешь мне в море?

– А думаешь – это нужно? Ты же для меня чужим мнением не пожертвуешь. А знаешь – был момент, когда мне вдруг так захотелось с тобой… пообщаться, как говорят. Но раз тебе этого не нужно, то письма, прости меня…

Мне показалось, она это не только с грустью говорит, но и с каким-то облегчением.

«Маркони» с дрифтером добежали, вцепились в сетку.

– Ну, ни пуха! – Лиля нам всем помахала рукой. – К чертям! Сто футов вам под килем!

– Вот это да! – Дрифтер заревел восторженно. – Вот это женщина!

Сетка взлетела над бортом, над Лилей, и стала опускаться. Вдруг резко остановилась – нас прямо на мачту несло, ухман вовремя углядел. Я поднял голову – Лиля на нас смотрела, приставив ладонь ко лбу. Снизу ей бил в глаза прожектор.

– Что-то у вас не слава богу, – сказал «маркони». – Зря я тебя на базу провёл?

– Я ж говорил – не надо.

Он ей хотел помахать, но сетка пошла круто вниз, на трюма, и Серёга нас принял. Они сразу разбежались. А я остался. Пустая сетка раскачивалась между мачтами и здорово меня соблазняла.

– Восемьсот пятнадцатый! – крикнули с базы. – Отдавайте концы!

Нас подкидывало и с грохотом наваливало на базу. А в рубке никого не было; наверно, и Жора убежал в кепову каюту. Акт же дело суровое, нужно же и расписаться всем, и обмыть его.

А дальше – вот что произошло. Я был на палубе один, смотрел на Лилю. Не знаю, видела она меня или нет, глаза у неё сощурились от прожектора, и казалось – она глядит как-то презрительно. Потом – её тоже не стало. Ровный планширь, ни одной головы над ним.

Тогда я пошёл за роканом, чтоб зря куртку не пачкать, – концы-то, по-видимому, мне отдавать придётся, все уже спать залегли, а когда вышел, сверху мне крикнули:

– Вахтенный!

Там стоял ухман.

– Ваших людей всех смайнали?

– Всех!

– А наших – всех вывирали?

– Всех!

Я сперва сказал, а потом вспомнил про Гракова. Он же там ещё посиживал у кепа, подписывал акт, или выпивал уже по этому поводу, или чёрт его знает что делал, а в это время его ждали, и волна била траулер о базу.

– Тогда я сетку уберу! – крикнул ухман.

– Валяй!

Вот так-то лучше, я подумал. Ты