Шрифт:
Интервал:
Закладка:
520
«Острая эллинизация» – выражение А. Гарнака, обозначающая изменение – всестороннее усложнение изначального христианства под влиянием греческой культуры во II–IV вв. (см. труд Гарнака «Сущность христианства» (XI лекция)). В связи с Мережковским – его усилиями «восполнить» Христов образ качествами древних богов как Греции, так и Востока, насколько корявое слово «объязычивание» кажется мне более уместным. Мережковского занимают именно народные боги и связанные с ними мифы, культы (а не идеи греческой философии), – боги не только Эллады, но и Египта, Вавилона, Малой Азии. Христос «Третьего Завета» должен получить «прививку» этих божеств, объязычиться, – таково требование, по Мережковскому, новой религиозной эпохи.
521
Герменевтике позднего Мережковского (маскирующейся под религиоведение) посвящено мое исследование «На пути ко Христу Неизвестному» (см. соответствующий раздел).
522
Прежде всего египетской и критской. Романы «Мессия» и «Тутанкамон на Крите» основаны также на этих штудиях.
523
Трилогию составляют книги: «Тайна Трёх: Египет и Вавилон» (1925); «Тайна Запада: Атлантида – Европа» (1930); «Иисус Неизвестный» (1932).
524
Мережковский Д. Тайна Запада: Атлантида – Европа. М., 1992, с. 364.
525
Там же, с. 156.
526
Который пытался вакхическое действо перенести и в свою современность. См. раздел «Башня на Таврической» моей монографии «Дух Серебряного века».
527
Изображение в деталях омофагии мэнад присутствует в одной из сцен романа Мережковского «Тутанкамон на Крите».
528
Мережковский Д. Атлантида – Европа, с. 186.
529
См. указ изд., с. 252.
530
Там же, с. 266, 265 соотв.
531
Мережковский Д. Атлантида – Европа, с. 256.
532
Розанов В. Среди иноязычных: (Д.С. Мережковский) // Он же. Собрание сочинений в 30-ти тт. М., 1995 (о писательстве и писателях), с. 152.
533
Там же, с. 92.
534
Это подтверждение из самых первых рук, из истоков – исходящее от вдохновителя Мережковского!
535
Розанов В. Среди иноязычных: (Д.С. Мережковский) // Он же. Собрание сочинений в 30-ти тт. М., 1995 (о писательстве и писателях), с. 92.
536
Ряд критических отзывов на «Иисуса Неизвестного» помещено в сборнике «Д. Мережковский: pro et contra».
537
Великий отец Александр Мень, написавший в двадцатитрехлетнем возрасте книгу «Сын Человеческий» (1958 г.), ставил себе ту же, что и Мережковский, цель: «Увидеть Иисуса Назарянина таким, каким видели Его современники, – вот одна из главных задач книги о Нем» (Протоиерей Александр Мень. Сын Человеческий. М., 2000, с. 11), – кстати, о. Александр в числе своих предшественников называет и Мережковского. Но труд о. Александра был адресован советским людям, лишенным возможности даже и держать в руках Евангелие. «Простой рассказ о Христе» (с. 12), действительно, был той первичной информацией, которая могла перевернуть жизнь человека. Однако книга о. Александра мыслилась им как первый шаг его соотечественника на пути в Церковь.
538
Так, Мережковский противопоставляет «все слова человеческие» словам Евангелия, растущим «из божественной Логики – Логоса», увлекающим в бездонную глубину, непереводимым на человеческий язык: «В каждом слове – <…> над всем земным неземной улыбки сияющий свет» (с. 28, 29); «…Простота – божественность Евангелия; чем проще, тем божественней» (с. 30) и т. п.
539
Как в связи с Бахтиным не вспомнить концепт Мережковского (1900), усвоенный всем Серебряным веком: Достоевский – «тайновидец духа»!
540
Вслед за Юстином Философом, святым мучеником II века.
541
Сходное мы видим, например, у Р. Бультмана. «Развеществляя», как и Мережковский, Евангелие до его ядра – керигмы, «вести» о спасении, обращенной ко мне, на свой лад одухотворяя, экзистенциализируя его, Бультман однако возводит керигму к вере первоначальной Церкви, считая ее тем самым свидетельством об этой Церкви, а не об Иисусе. В данном вопросе Мережковский сознательно противопоставлял себя критике – тезису 1870-х гг. Гарнака: «Жизнь Иисуса Христа не может быть написана», – а вместе и мнению А. Юлихера: «Только то, каким Иисус казался первой общине верующих, мы можем знать из Евангелий, но не то, каким Он действительно был». Мы «могли бы заглянуть в то, чем Иисус не только казался, но и действительно был», – возражает русский символист немецким ученым (с. 72) – и предлагает в своей книге соответствующую методологию.
542
Я вспоминаю здесь Бахтина, поскольку он довел до теоретической отчетливости то ведение текста, которое также присутствует и у Мережковского, но закреплено лишь в виде разрозненных тезисов.
543
Что и делает Евангелие книгой «всемирной, всеязычной и всевременной» (там же) – Священным Писанием Церкви Вселенской. Расслышать эту «музыку», по Мережковскому, означает приобщиться к Тайне Трёх, принять Третий Завет. Кажется, вся книга 1932 г. направлена именно на это, она есть усилие расслышать евангельскую весть – расслышать слухом сердечно-экзистенциальным. В этом Мережковский видел необходимое и достаточное условие спасения – отдельной личности, Европы, всего мира.
544
С образа божественной «колесницы» – видения «славы Господней» – начинается Книга пророка Иезекииля (Иез 1, 1-28). Надо проникнуться величественной архаикой, – пожалуй, ужасной красотой этого библейского образа, чтобы оценить искусство экзегезы Мережковского, представившего духовный лик Первого евангелиста через символ этой Иезекиилевой колесницы – прообраз Христовой Церкви.
545
Штайнер Р. Христианство как мистический факт и мистерии древности, Ереван, 1991, с. 104.
546
Кроме евангелистов, к числу свидетелей Мережковский, по ходу книги, относит жён-мироносиц, сотника при Кресте, Симона Киринеянина, а также «мистического» свидетеля – апостола Павла…
547
Четыре части книги, как можно предположить, в замысле Мережковского отвечают четырём концам Креста.
548
Это помимо того, что у синоптиков и Иоанна мы распознаём две различные интонации голоса Господа (с. 55).