– Но Маргарита… – тихо вымолвил Иоганн. Язык его не слушался. – Почему?..

– При первом же допросе в Вормсе выяснилось, что она беременна. – Валентин горько рассмеялся. – Конечно, Маргарита уже знала об этом, и знала, кто отец ребенка. Другого быть просто не могло. Маргарита была монахиней, и ты – единственный, с кем она вступала в связь.

Он водил пальцем по столу, словно рисовал лицо Маргариты. Солнце между тем поднялось над крышами и заглядывало в окна трактира. Стаканы сверкали в ярких лучах.

– Ее не трогали, пока ребенок не появился на свет, – продолжал Валентин. – Таков закон. Даже в пытках существуют правила, они четко прописаны в Бамбергском своде. Прежде чем меня освободили, Маргарита взяла с меня обещание, что я позабочусь о ребенке, когда ее не станет.

– И?.. – выдохнул Иоганн.

– Как только ребенок родился, Маргарита созналась, что состоит в союзе с дьяволом. Но палач проявил милосердие. Он задушил ее прежде, чем разгорелся огонь. Она почти не мучилась.

Валентин уставился куда-то в пустоту. Вокруг смеялись гости, гремели кружки и царило такое умиротворение, что Иоганну хотелось взвыть. Ему хотелось кричать, плакать, но слез не было. С тех пор как Фауст плакал в последний раз, прошло много лет. Это было в тот самый день, когда он узнал о смерти Маргариты.

Только теперь она умерла по-настоящему.

И заново родилась.

– Перед смертью Маргарита словно и не принадлежала этому свету, – продолжил Валентин. – Она до последнего была убеждена, что дьявол вернется на землю. То и дело говорила о темном духе, которого увидела в лесу. И что архангел Михаил отвернулся от нас.

Иоганн закрыл глаза.

Темный дух… архангел Михаил…

Неужели это никогда не закончится? Он скитался столько лет, и куда бы ни отправился, всюду его поджидало зло.

Потому что ты носишь его в себе…

– Гретхен не жила на улице, – вздохнул Валентин. – Я разыскал ее в приюте Вормса. Забрать ее оказалось нетрудно – никто не горел желанием растить дочь ведьмы. Я никогда не говорил ей, кто ее настоящая мать. И про тебя она ничего не знает. Знает только, что мать умерла при родах, а я прихожусь ей дальним родственником. – Он улыбнулся и на краткий миг вновь стал тем усердным студентом, каким был в Гейдельберге. – Она зовет меня дядей Валентином. Ну разве не прекрасно? Мы чудесно жили вместе, хоть Гретхен порой и поднимала на уши всю комтурию. Упрямая до жути и склонная к плутовству и трюкачеству. Видно, это она переняла от тебя.

Иоганн сидел за столом, пытаясь совладать с собой. Столько нового и неожиданного свалилось на него за последний час. Если Валентин прав, то его дочери грозила та же судьба, что постигла Маргариту. Он должен сосредоточиться, придумать что-нибудь! Какой толк от всех его знаний, если он не сумеет уберечь свою дочь?

Дочь, которой никогда не сможет быть отцом…

26

В последующие дни Иоганн лихорадочно размышлял над тем, как вызволить Грету из тюрьмы. Эта задача казалась ему неразрешимой, как поиски квадратуры круга, – даже великому Архимеду она оказалась не по зубам.

Вечерами они часто сидели с Карлом и Валентином в библиотеке. Рыцари редко появлялись в этом зале, который стал для Валентина местом постоянного обитания. Из мебели здесь стояли лишь шаткий стол и несколько стульев. Зато полки вдоль стен ломились под тяжестью книг и пергаментов, часть из которых лежала на полу. На столе тоже высились стопки книг. Под потолком висела люстра; свечной воск капал с нее на стол и застывал там белыми лужицами. Сатана лежал, свернувшись у Иоганна под ногами.

Иоганн с Валентином договорились, что пока не будут рассказывать Карлу всей правды. Для него Валентин был просто дядей Гретхен и старым другом Фауста, который нуждался в помощи. Они не стали говорить ему, что Грета приходилась Иоганну дочерью, как и о том, что произошло между ними в Гейдельберге. Иоганн хотел дождаться более подходящего момента, чтобы исповедоваться в своих грехах. В те дни Карл и так был занят живописью, скульптурами и прочими сокровищами, которыми были так богаты церкви Нюрнберга. Хотя Иоганну порой казалось, что Вагнер несколько ревниво воспринимает его участие к судьбе малознакомой девочки. По крайней мере, он иногда помогал в богадельне, чем завоевал расположение комтура.

– Тюрьма в Нюрнберге, наверное, самая надежная из всех существующих, – мрачно сообщил Валентин. На столе перед ними лежал план ратуши, который ему удалось тайком срисовать. – Я часто бываю в ратуше по служебным делам. Там повсюду стражники, а уж в тюремных коридорах и того больше! Про многочисленные двери и говорить не приходится.

– Где хранятся ключи? – спросил Иоганн.

– Я тоже об этом думал. – Валентин тяжело вздохнул. – Одну связку тюремщик всегда носит при себе. Вторая висит в караульной.

– Которая также надежно охраняется, – добавил Фауст.

Он вновь погрузился в раздумья. Но сколько бы ни ломал голову, решение не приходило.

– А что насчет взятки? – спросил Вагнер. – Если предложить тюремщику денег…

– Можно подкупить тюремщика и пару-тройку стражников, но уж точно не всех, – перебил его Валентин. – Их слишком много!

– Может, следует просто признать, что нам не освободить эту девочку? – Вагнер пожал плечами.

– Если б я подумал так в Варнхайме, ты бы здесь не сидел! – вспылил Иоганн. – Полагаю, нет смысла напоминать, в каком круге ада ты бы сейчас горел…

Карл смущенно промолчал.

– Должен быть какой-то выход, – пробормотал Фауст и потер виски. – Просто должен!

Теперь он был уверен, что Валентин не случайно призвал его в Нюрнберг именно сейчас. Каждую ночь Иоганн поднимался на колокольню и разглядывал небо через подзорную трубу. Ждать осталось недолго: в третий раз Ларуа появится в его жизни. Впервые это произошло в день его рождения, во второй раз он едва не примкнул к сообществу дьяволопоклонников, и вот теперь Господь давал ему последний шанс. Из-за его упрямства и высокомерия Маргарита погибла от рук палача. Иоганн сам взвалил на себя тяжелый грех.

Но теперь, нежданно, словно ангел, в его жизни появился новый человек. Как будто Маргарита вновь протянула ему руку.

Господь давал ему возможность повернуть время вспять.

Сейчас или никогда…

– Будем думать, – заявил Иоганн и уставился на план. – Может, нам придется выждать, пока Грету не осудят. И когда ее поведут на эшафот, у нас появится возможность спасти ее.

При этом он и сам понимал, что не сможет ждать так долго. Каждый день, проведенный в камере, становился для девочки тяжким испытанием. И без того странно было, что ее так долго держали под арестом и не приступали к допросу.

Вольфганг фон Айзенхофен едва ли не каждый день спрашивал Иоганна, как продвигаются дела с расследованием. Тот всякий раз обнадеживал его и отделывался небылицами о благополучном расположении звезд. В действительности его совершенно не волновало, кто стоял за этими убийствами, – ему хотелось лишь вызволить свою дочь и как можно скорее убраться из Нюрнберга.