А потом, очень медленно, он посмотрел вперед. Туда, где ехал красивый, освещенный луной всадник во главе их маленькой процессии.

– Во имя всех девяти небес! – воскликнул Сыма Цянь. – Этого не может быть. Он бы этого не сделал!

– Но он это сделал, – ответил принц. И безрадостно улыбнулся. – Посмотрите, где мы находимся, поэт.

Казалось, он был готов сказать больше, но сдержался. Принц дернул поводья и двинулся рядом с каретой отца. Потом они увидели, что он обогнал ее и поскакал вместе с охраняющими их солдатами.

В тот момент летнего утра, когда встало солнце, они добрались до почтовой станции у озера рядом с Ма-вай.

Тая предупредили о том, что солдаты начинают шептаться между собой, когда ночь приближалась к концу.

Люй Чэнь, хитрый, опытный человек, какое-то время ехал среди кавалеристов, сопровождающих кортеж. Потом каньлиньский воин снова постепенно переместился к Таю, который вместе с Цянем и Сун двигался в хвосте кортежа.

Сначала Чэнь переговорил с Сунь, потом его быстрая лошадка из табунов богю поравнялась с Динлалом.

– Мой господин, – сказал он. – Я не знаю, откуда, но солдаты знают то, что им знать не следовало.

– Что вы имеете в виду?

– Кто-то говорил с ними о перевале Тэн. Пока мы едем, слухи распространяются. Вторая армия стояла на перевале, господин. Эти люди будут горевать и гневаться.

Подъехал Сыма Цянь. Сун сместила своего коня в сторону, чтобы освободить ему место. Дорога была широкой; они ехали в ночи, все четверо в ряд.

– Они знают, кто отдал Сюй Бихаю этот приказ? – спросил поэт.

– Я думаю, да, мой господин, – Люй Чэнь был неизменно учтив с поэтом.

– Вы считаете, это сделано намеренно? То, что они узнали об этом? – Голос Цяня был мрачен. Тай быстро взглянул на него.

– Не знаю, мой господин. Но думаю, разумнее соблюдать осторожность на почтовой станции. – Он бросил взгляд на Тая. – Мой господин, я узнал, что ваш уважаемый брат едет в другой карете. Я подумал, что вы захотите знать об этом.

Уважаемый брат Тая никогда не был хорошим наездником, к сожалению их отца. А теперь, несомненно, и подавно. Но Шэнь Лю был чрезвычайно умным, трудолюбивым, честолюбивым, точным, обладающим даром предвидения и дисциплинированным человеком.

Он бы никогда не позволил Вэнь Чжоу послать тот приказ на перевал Тэн.

Тай был уверен в этом. Так же хорошо, как и то, почему Лю мог отправить их сестру к варварам, он понимал, что Лю не отдал бы Сюй Бихаю приказ покинуть перевал и вступить в бой.

Теперь каньлиньские телохранители окружили его плотной группой. Очевидно, кто-то отдал такое распоряжение. Тай посмотрел вперед, на ближайшую к ним карету. В ней сидел император Катая и ехал в ночь. Бежал в ночь. Неужели мир действительно пришел к этому?

Тай знал, что это возможно, что так уже было раньше. Он ведь изучал тысячелетнюю историю, готовясь к экзаменам, не так ли? Знал наследие своего народа, темное и сверкающее. Знал о гражданских войнах, об убийствах во дворцах, о резне на полях сражений, о сожженных и разграбленных городах. Но не думал, что ему придется пережить все это.

Ему вдруг с опозданием пришло в голову, что почти всех обитателей двора и членов императорской семьи – детей, внуков, советников, наложниц – бросили сегодня ночью, предоставив им спасаться, как смогут, или встретиться с Рошанем, когда он придет.

И еще в Синане два миллиона жителей. Беззащитных…

У него сжалось сердце. «Будь очень осторожна», написал он Капели. Очень он ей этим помог! Что ей делать? Что вообще можно сделать? Получит ли она хотя бы его послание через того согбенного человека на улице? Он оставил там двух каньлиньских воинов для нее – по крайней мере, это он сделал.

У него опять пересохло во рту, заставив сплюнуть в пыль у дороги. Цянь протянул ему флягу с вином. Не говоря ни слова, Тай выпил. Самую малость. Несомненно, прежде всего ему необходимо сохранить ясную голову.

Он посмотрел вперед. Вэнь Чжоу все еще ехал во главе кортежа. Его, освещенного факелами, легко было разглядеть на великолепном черном коне, его выправке в седле можно было позавидовать. Прирожденный наездник, так о нем говорили.

Пока они ехали, становилось все светлее. Все звезды, кроме самых ярких, исчезли, потом пропали и они. Отдельные деревья справа обрели очертания, как и поля со спелым летним зерном по другую сторону от дороги. Факелы погасили и выбросили.

Конец ночи. Утро, мягкое и ясное. Тай оглянулся. Редкие облака на востоке, подсвеченные снизу: бледно-розовые, бледно-желтые. Он заметил, как между деревьями мелькнуло что-то синее, яркое, потом еще раз: озеро, впереди и справа.

Они подъехали к развилке дороги, которая вела вдоль берега к изысканной роскоши горячих источников Ма-вая. Там нефрит и золото, алебастр и слоновая кость, привезенные по Великому шелковому пути, фарфор, безупречный шелк, мраморные полы и колонны, стены из сандалового дерева, в комнатах – мастерски расписанные экраны и искусно приготовленные редкие блюда дальних стран. Музыка…

Не сегодня.

Они поехали дальше по дороге, мимо развилки, вдоль берега озера, где так часто ездил этот двор, и вскоре после этого они прибыли на почтовую станцию с ее внутренним двором и конюшнями.

Вперед послали всадников. Их ждали. Офицеры и служащие станции собрались во дворе, некоторые отвешивали тройные поклоны, другие уже распростерлись в пыли. Все явно пребывали в ужасе от того, что их император внезапно вот так оказался среди них.

Грохот колес карет, топот коней и громко отданные приказы. Затем странная, напряженная, почти полная тишина, когда они остановились. Пели птицы, Тай это запомнил. Было летнее утро.

Карета императора остановилась прямо перед дверями станции. Это была красивая почтовая гостиница у Ма-вая, так близко от Синаня и очень близко от горячих источников и загородных поместий аристократов. И от гробниц императорской семьи.

Дверцу кареты открыли, и он увидел выходящего из нее императора.

Августейший император Тайцзу был одет в простой белый шелк с черным поясом и со шляпой на голове. Вслед за ним, в ярко-синем дорожном платье, украшенном маленькими золотыми цветочками, вышла Цзянь.

Они вдвоем поднялись по трем ступенькам на крыльцо станции. Было очень тревожно видеть шагающего императора. Его всегда носили на носилках. Его ноги редко касались земли даже во дворце, и уж конечно, не должны были касаться ее здесь, в пыли гостиничного двора. Тай огляделся и увидел, что не его одного встревожило это зрелище. Вэй Сун кусала губы.

Слишком многое изменилось за одну ночь, и слишком быстро. Мир стал другим, подумал он. Не таким, каким был, когда они ложились спать…

На крыльце император обернулся – Тай не ожидал, что он это сделает, – и окинул мрачным взглядом собравшихся во дворе. Быстро поднял руку, потом повернулся и вошел в дом. Как видел Тай, он держался очень прямо и ни на кого не опирался. И он не был похож на спасающегося бегством человека, потерявшего милость небес.