неизвестно. Среди собранных в нем “сокровищ” он нашел главное — свой блестящий пастуший свисток. Так вот где он был все это время. Шнобель спрятал его и не хотел отдавать. Там же была сумка со всякими игрушками и листами бумаги, которые брат тоже отобрал у него.

Чувырло вцепился в свисток и сумку, не зная, что делать дальше. Из оцепенения его вывел запах дыма и громкие крики. Он поглубже забился в угол, чтобы его чуть что не сразу не обнаружили даже заглянув внутрь.

Шум не смолкал, а дым усиливался. Он закашлялся, и только когда дышать стало невыносимо тяжело, Чувырло выглянул наружу и обомлел.

Было светло как днем от яростного пламени. Мусорные кучи поглощал огонь. Между ними бегали люди, пытаясь спастись, но по периметру их сдерживал светящийся барьер. Отступать было некуда — везде бушевало пламя.

Жар дошел и до его убежища. Соседняя куча вспыхнула свечкой. Хлам и мусор загорались стремительно и ярко, распространяясь с удивительной скоростью. Не успел Чувырло опомниться, как принялась ветошь у подножья кучи, на которой он располагался.

Схватив первое, что попалось под руку, он сбежал вниз и кинулся подальше от пламени, которое наступало по пятам. Сумка была слишком большой, лямка низкой и тащить ее было неудобно, она задевала землю и била по бедрам и коленям. Но это все, что у него осталось. Все, за что сейчас он мог зацепиться в творящемся вокруг хаосе.

Мусорщики, крысы и бродячие собаки суетились в поисках выхода из огненной ловушки. Но глухая стена барьера не выпускала ни одно живое существо за пределы Ямы. Он столкнулся с взявшимся из ниоткуда взрослым. От удара оба упали. Только мужчина быстро поднялся и побежал дальше, а из Чувырла вышибло дух. Он судорожно вздохнул и поперхнулся дымом.

Из-за плотной серой завесы не было ничего видно, поэтому он почти на ощупь двигался, как ему казалось, к выходу из Ямы в лес.

Земля перед ногами внезапно кончилась, и он кубарем полетел вниз.

По мертвым телам.

Он вновь оказался в могильнике.

Впереди были останки, а позади огонь.

Чувырло вскочил несмотря на боль в боку и ушибленную руку и осмотрелся. Рядом никого не было, и он поковылял подальше от огня и дыма. Через некоторое время он удивился, что плечо больше не чувствует тяжести, и все внутри похолодело.

— Баул! — прошептал он в панике и оглянулся.

Дым оседал, опускаясь на дно могильника. Но это не остановило Чувырло. Он развернулся, возвращаясь за потерей. Едва не потеряв сознание, он обнаружил сумку недалеко от тел, поднял ее и крепко прижал к груди, смотря как в огне исчезает Яма. Его дом и единственный мир, который он знал.

Пламя было совсем рядом. Дым поменял цвет с серого, на оранжевый. Как только Чувырло развернулся, то увидел темный силуэт движущего к нему человека. Останок схватил его, не давая убежать.

— Стой! — прохрипел знакомый голос, поднимая его на руки. — Не туда.

— Тата?! — вскричал он, прижимаясь к узкой обнаженной груди с черными пятнами.

Слезы сами собой лились из глаз, пока отец нес его на руках подальше от опасности.

Они прошли вдоль ровных столбиков могил старинного военного кладбища, где дым немного отступал, и оказались у красивых крохотных домиков с красивыми плачущими женщинами из камня. У одного из этих домиков отец его отпустил на землю.

— Сюдой, — сказал он и дернул за руку, указывая на небольшую щель внутрь одного из домиков и закидывая внутрь его сумку. — Лезь.

Чувырло еле протиснулся внутрь, и дыра начала закрываться, отрезая отца и свет.

— Тата! Тата! — кричал он что есть силы в полной темноте и в абсолютном одиночестве.

Глава 54 - Пора очищения

Длинная галерея наполнилась звуками хрустально-чистого нежного голоса, выводящего сложнейшую мелодию. Тихие переливы перешли в исключительное вибрато длинной ноты на крещендо. Внезапно в игру вступил второй голос — сильный мужской баритон легко подхватил партию дуэта.

Релдон замедлил темп, а через несколько шагов замер заслушавшись.

Женский голос вернулся, и оба исполнителя начали петь, казалось бы, совершенно разные мелодии, которые страстно сливались воедино и образовывали совершенную гармонию.

По телу пошли мурашки, но как бы ни была прекрасна музыка, Релдон прошел в следующий зал и принялся ждать.

Тот появился через пару мгновений. На толстых щеках — румянец, глаза возбужденно блестят, а на лице — блаженство. Конечно же почувствовал.

— Рад тебя видеть. Чего не решился присоединиться к нам? — проговорил Свен с добродушной улыбкой.

— Не хотел срывать вам все веселье, — отозвался он довольно прохладно, хотя отголоски удовольствия все еще прошивали тело насквозь.

— Понятно, ты по делу, — вздохнул толстяк и махнул рукой. — Тогда я не рад.

— Мне магия голоса дается хуже, чем твоим ученикам, — попытался смягчить тон Релдон, следуя за Свеном в его кабинет.

— Она не ученица, а ты просто мало тренируешься.

— Я ее уже раньше слышал, вот и подумал, что она одна из твоих птичек.

Слуги проворно распахивали двери перед прокураторами.

Кабинет менее всего походил на рабочее помещение. В центре огромной комнаты находилось круглое углубление, засыпанное подушками, а с краю и на стеклянном трехэтажном крутящемся столе в центре прислуга выставляла многочисленные закуски и напитки.

Свен спустился по ступенькам и приземлился на обитую бархатной тканью мягкую поверхность и начал раскладывать разноцветные подушки с кисточками, устраиваясь удобней. Релдон сел напротив, наоборот, отодвинув подушки подальше.

— Это несравненная прима Винной Сцены, чье невероятное колоратурное сопрано известно на весь Риу, — проворковал толстяк и покрутил стол, добираясь до любимой толмы из виноградных листьев. — Но тебе все равно. Помню, ты был на выступлении один раз и ушел с середины, оставив вместо себя Ингера, которым я кстати воспользовался, чтобы передать Аделаиде цветы.

— Сваха, — бросил Релдон.

— Мальчик был расстроен смертью жены, ему нужно было отвлечься. Так я вас познакомлю?

— Я не расстроен, меня отвлекать не надо.

— А по тебе не скажешь. Мне беспокоиться? Хотя я уже начал.

Лакей в набедренной повязке и с сеточкой из золотых цепочек наполнил бокалы прокураторов фиолетовым вином и отошел на два шага назад за звуконепроницаемый барьер.

Можно было начать серьезный разговор, но Релдон медлил, с наслаждением вдыхая чуть терпкий с легкой горчинкой аромат лавандового вина.

— Как давно ты был в городе? —