По лицам всадников катились слезы, но Рэндом сделал вид, что не замечает их.

Гэвин, единственный из всех объятых страхом людей, не ринулся в обманчивую безопасность. Он обнажил меч.

— Я тоже спасался бегством от страха, — обратился он к ним. — В три раза труднее восстановить свое доброе имя, чем сохранить его. И именно тут, на этом самом месте мы его восстановим. Слезайте с коней, господа. Мы будем удерживать этот берег реки, пока вот эти славные люди не доберутся до безопасного места, и, поступив таким образом, мы обретем честь и покой.

В его голосе было столько силы, что один за другим всадники спешились. Рэндом наблюдал за происходящим, не веря собственным глазам. Их было девять, все в добротных доспехах, и они решили стоять до конца. Члены гильдий забрали их лошадей, через поток переправились еще люди — десять в одной группе, с безумными глазами, затем еще несколько, по одному или по двое. Все в разорванных куртках.

И больше никого.

Из трехсот человек, проснувшихся тем утром, в живых осталось около пятидесяти. У них была дюжина повозок — в основном запряженные лошадьми телеги: животные просто брели по дороге или следовали за военными скакунами. Все ждали следующего нападения врага, чьи рожки были отчетливо слышны, когда на противоположном берегу появился паренек не старше пятнадцати лет.

— Эй, мне нужна помощь! — закричал он. — Я не смогу один переправить через реку столько быков!

С ним было четыре фургона, и, казалось, он вовсе не понимает, почему должен бояться.

— Они убивают всех лошадей и остальной скот! — продолжил паренек и ухмыльнулся, будто все это лишь большая детская забава. — Я просто подходил и забирал те фургоны, у которых они не топтались!

Когда быков переправили через реку, Рэндом обнял подростка. Потом повернулся к Гэвину.

— Я уважаю вашу готовность остаться здесь и сражаться, чтобы мы сумели добраться до безопасного места. Но мне кажется, нам лучше держаться вместе. Предстоит долгая дорога домой, теперь в этих лесах на каждом шагу подстерегает опасность.

— Эти люди могут уйти, хотя я считаю, они в большом долгу перед вами.

На противоположном берегу появился демон, и где–то за ним взревел тролль.

— Но сам я останусь здесь до тех пор, пока Господь дарует мне силы, чтобы удерживать эту переправу, — произнес Гэвин.

А потом очень тихо добавил:

— Когда–то я был таким красивым.

— Мессир, вы истинный рыцарь, — сказал Гармодий.

— Теперь я то, кем являюсь. Слышу, например, как демон переходит реку… Мне кажется, я его понимаю. Он призывает кровных родственников. Я…

— Вы спасли нас, — заявил Гармодий, — будучи рыцарем.

Гэвин болезненно улыбнулся ему.

— В какой–то момент я им перестал быть, но теперь снова хочу им стать.

На лице старого мага появилась усмешка.

— Хорошие люди так и поступают.

Он приподнял колпак. Сидя верхом на боевом коне, он казался выше, чем был на самом деле. На противоположном берегу взревели тролли, и Рэндом почувствовал привкус желчи во рту. А потом, перекрыв мелодичные рожки боглинов, раздался такой знакомый звук — из–за деревьев донесся сигнал бронзовой трубы.

Эмис Хоб лежал, не двигаясь.

Он лежал, не двигаясь, и по нему стали ползать муравьи. Когда ему нужно было отлить, он делал это, не поднимаясь.

У подножия холма копошились боглины. Они устроили знатный обед. Он старался на них не смотреть, но взгляд сам возвращался туда, снова и снова.

Боглины подходили к трупу, облепляли его, а потом уходили, оставляя лишь кости, пучки полос и несколько сухожилий. Некоторые особи ели в одиночку, но большинство целой сворой.

Позади них с горного хребта медленно спускалась пара огромных рогатых троллей. На расстоянии в десять лошадиных корпусов от лежавшего разведчика тот, что крупнее, запрокинул голову и заревел. В ответ десять боглинских рожков заиграли мелодичные, веселые сигналы.

Рядом с разведчиком появился Гельфред, лицо у него было белым как мел.

— Сколько их? — выдохнул он.

Эмис Хоб качнул головой.

— Тысячи.

Но Гельфред был из другого теста. Он приподнялся на локтях, внимательно осмотрелся и произнес:

— Не оставляй нас, благословенный святой Евстафий.

Тролль повернул голову в их сторону и увидел егеря.

— Сматываемся! — крикнул разведчик.

Гельфред прицелился, словно бубенчик, звякнула тетива, и ближайший боглин упал. Так же как и второй, находившийся у него за спиной.

— Нам крышка, — с горечью заметил Эмис Хоб.

— Не говори глупостей, следуй за мной.

Они побежали по склону хребта, откуда недавно появился Гельфред. Почти параллельно им с диким грохотом несся тролль. И двигался он значительно быстрее.

У подножия хребта они оказались всего на несколько лошадиных корпусов впереди чудовища, и, к большому изумлению Эмиса Хоба, там их ждала пара малорослых лошадей. Оба с разбега запрыгнули в седла, и кони, столь же напуганные, как и их всадники, помчались прочь.

Оторвавшись от погони, Гельфред придержат лошадь.

— Скачи к капитану. Он едет по этой же дороге.

— Я ему передам, чтобы возвращался в крепость! — воскликнул Эмис Хоб, во взгляде которого все еще сквозил ужас.

Егерь покачал головой. Бледность так и не сошла с его лица. Без сомнения, он тоже боялся, но относился к тому типу людей, которые, даже пугаясь, не утрачивали способность рассуждать здраво.

— Нет. Вовсе нет. Скажи, мы сможем это сделать. Если он поторопится.

Возможно, Эмис Хоб остался бы, чтобы поспорить, но это было бы настоящим безумием. Поэтому он пришпорил коня и ускакал, бросив Гельфреда одного в лесах, кишащих боглинами и троллями.

Мужчина опустился рядом с лошадью на колени и приступил к молитве, сосредоточенный на одному лишь ему известной цели.

Вспышка света, и Гельфред исчез.

Победа может зависеть как от удачи, так и от навыков или силы рук.

Плохиш Том скакал во главе авангарда. На расстоянии одной лиги они услышали рожки боглинов и остановились: длинная колонна по двое в ряд, боевые кони всхрапывали, малорослые лошади лучников старались держаться подальше от огромных скакунов, чтобы те их ненароком не задели. Вдоль дороги росла свежая трава, и все животные хотели ее отведать.

С востока кентером к ним мчался Эмис Хоб. Он выглядел так, словно на земле разверзся ад. Завидев его, Том разразился хохотом.