менять горелый блок на исправный и все! А остальным ремонтом занимались уже специалисты в тылу, что экономило и время и нервы, да и технику фронтовые горе-умельцы не палили. Так что результаты были — ого-го! Полковник потом сказал, что по результатам проверки время, затрачиваемое на замену и ремонт вышедших из строя радиостанций, снизилось в несколько раз. Тут «виллис» особо резво подскочил на очередной кочке, а я, прикусив язык, отвлекся от мыслей о глобальном и стал просто наблюдать за дорогой.* * *

А еще через несколько дней в комнату, где все отдыхали, с горящими глазами заскочил Леха.

— Вы тут дрыхнете, а там! Там! Я уже насчет машины договорился! Давайте быстрее!

Гусев, приоткрыв один глаз, недовольно пробурчал:

— Чего ты орешь? Чего — там? Немцы, что ли?

— Какие немцы! Там к Громову — Утесов приехал! Мишке из штаба армии знакомый связист звякнул. Колычев уже добро дал. Едем мы втроем и Северов.

Из коек все вылетели, как наскипидаренные. Ну еще бы! Утесов в те времена был фигура! По-современному — суперстар! Это если в наше время слепить Кинчева, Круга и Пугачиху, то уровень популярности был бы приблизительно тот же. Хотя звезды приезжали на фронт не в первый раз, но интересовали меня далеко не все. Помню, когда приезжала Орлова — я даже не пошел на концерт. Толщина ног советской дивы и ее пронзительный голос ввергали мою разборчивую натуру в уныние. А вот шансон с джазом уважал всегда. Поэтому уже через пять минут мы выслушивали наставления полковника, стоя возле «виллиса». Иван Петрович, назначив старшим команды Гусева, выдал короткий инструктаж, предостерегая от различных залетов и посетовав, что у самого нет времени послушать знаменитый оркестр, наконец дал разрешение на выезд.

На место будущего выступления приехали слишком рано. Солдаты только-только заканчивали сколачивать помост, который выполнял роль сцены. Утесов со своей джаз-бандой готовился к концерту, располагаясь в здании школы, находящейся рядом со штабом. Причем охрану усилили настолько, как будто ждали высадки немецкого десанта. Хотя просачивающиеся отовсюду поклонники были похлеще фрицевских диверсантов. Те, кто помладше званием, пытались проникнуть в школу окольными путями. Кто постарше, наезжали на охрану возле главного входа. Но все получали облом. К самым борзым и крикливым выскочил начальник штаба и поимел в извращенной форме, невзирая на звания и награды.

Мы наблюдали за фанатами со стороны, держась подальше, чтобы не попасть под горячую руку. Честно говоря, никогда не понимал таких людей. Вон целого летного капитана, парня лет двадцати пяти, с двумя орденами «Отечественной войны» и «Красной Звездой», как пацана, натыкали носом и дали от ворот поворот. А оно ему надо было? Неужели желание поручкаться со знаменитостью затмило все остальное? Пока, сидя в тенечке, перекуривали, к нашей лавочке по большой дуге приблизился тот самый, обломанный кэп. Видно было, что парню хочется как-то оправдаться за недавний позор, свидетелями которого мы стали. Присев рядышком, он, поздоровавшись и тоже закурив, сказал:

— Вот ведь паразиты, так и не пустили… Вы, мужики, не подумайте, я ведь не какой-то, — он пошевелил пальцами, подбирая слово, — поклонник, который за автографом гоняется. Дело к Леониду Осиповичу имел важное. У нас ведь в полку ребята тоже свой джаз организовали. Хотелось про кое-какие вещи специфические у него узнать.

Я, выпустив пару красивых колечек, лениво ответил:

— Ну и спросишь после концерта. Сейчас чего на рожон-то лезть?

Капитан только рукой махнул:

— После концерта его моментально начальство к себе утащит. Тогда — точно не подберешься…

Тут влез Пучков:

— А когда все начнется?

— Часа через четыре, когда народ из запасного полка подведут.

Вот блин! И что мы целых полдня делать будем? А все Мишка — быстрее, быстрее! Сиди здесь теперь как додик. Можно, конечно, штабных знакомых навестить, но сейчас пообщаться толком все равно не получится… Летчик тем временем, докурив, поднялся и махнул нам рукой:

— Ладно, славяне! Счастливо оставаться! — И помолчав секунду: — А все-таки жаль, что с таким человеком лично поговорить не получилось! Это ведь глыба! Талант!

И здесь меня удивил Гусев. Странно хмыкнув, он ляпнул:

— Ну с одной знаменитостью ты уже поговорил…

Капитан удивленно остановился:

— Не понял?

— А что тут понимать? Песню «Як-истребитель» слышал? Автор знаешь кто?

— Знаю, конечно — Лисов Илья.

— Ну так ты с ним только что и говорил…

Серега кивнул в мою сторону, и пришлось, не вставая, отвесить шутливый поклон.

Летун не поверил:

— Да ну, мужики… пулю льете…

Но потом, поняв, что мы не собираемся ничего доказывать, изменился в лице и все еще недоверчиво спросил:

— Так ты… вы… тот самый Лисов, который и «Черного кота» написал?

Да уж, командир — удружил так удружил. Видно, на Серегу общая атмосфера в преддверии концерта так подействовала, вот он и решил показать, что и мы не лыком шиты. Летчик продолжал удивленно пялиться, поэтому я, потянувшись, хрустнув суставами, уклончиво ответил:

— Ну во всяком случае, первый, кто такие песни в этом мире пел, точно был я…

Фанат джаза аж на месте подпрыгнул. Видно, крепко нахлобучила самодеятельного музыканта такая нежданная встреча. Немного придя в себя, капитан тут же развил бурную деятельность. А именно — предложил проследовать к нему, откушать чем бог послал, посмотреть на их ансамбль и вообще… Аргументируя тем, что до концерта Утесова еще полдня, а до летной части ехать — и десяти минут не будет. Мы переглянулись, но сказать ничего не успели. Леха, главный желудок нашей группы, не раздумывая, дал согласие за всех. Очень уж нравились парню летные столовые и тамошние барышни…

Пока грузились в джип — познакомились. Летчика звали Прохор Титов. Он был комэском в ЗАПе и со дня на день ожидал нового назначения. Поэтому и хотел быстренько узнать какую-нибудь интересную фичу у Утесова, чтобы перед отправкой поразить всех в полку последним