вина не падает на меня, а может быть, он пал жертвой клеветы, преследований, несправедливости.

Видя, что пани Поз не думает присылать ему кофе наверх (может быть, это входило в особый расчет прекрасной вдовы), Валек пошел в ее комнату и застал ее без обычной повязки, бледной, интересною и довольно старательно одетой. Она чрезвычайно радушно встретила его. Первый раз пришло Лузинскому в голову, что ему могли расставлять сети, и он, как человек практичный (несмотря на гений), решился быть осторожным.

Пани Поз велела подать кофе, который и принесла улыбающаяся Юзя.

— А знаете ли вы самую свежую новость? — спросила вдова. — Скальские продали дом и аптеку.

— В самом деле? Когда? Кому? Так скоро?

— Конечно, удивительнее всего эта неожиданность, — продолжала вдова, с чувством смотря на Валека, который опустил глаза из предосторожности. — Вчера, говорят, к ним приходил доктор Милиус по поручению незнакомца, который недавно здесь поселился, и они порешили с двух слов.

— Не думаю, — сказал Валек, — это болтают от нечего делать. Зачем бы покупать незнакомцу аптеку?

— Говорят, что он где-то и сам в Америке был аптекарем.

— Из Нью-Йорка приехал в наш город заводить аптеку? Ха-ха-ха! Не верьте, этого быть не может.

— Так говорят. Кажется, Скальские ищут деревню, или даже нашли.

Лузинский хохотал до упаду.

Он, может быть, имел некоторые причины к смеху, но на этот раз ошибся в своем скептицизме, ибо против всякого вероятия, дело было так, как рассказывала его хозяйка.

Но мы оставим молодого человека за сытным завтраком наедине с хорошенькой хозяйкой (на которую посматривала любопытная Юзя сквозь замочную скважину) и пойдем за доктором.

Милиус, несмотря на свое горе, поплелся в аптеку по желанию Вальтера. Мы уже знаем, что Скальские решились сбыть и дом, и дело. Старик отец, понуждаемый детьми, не найдя покупщика в городе, собирался в Варшаву. Вещи уже были уложены, место в дилижансе запасено почтмейстером; семейство с нетерпением ожидало и поездки, и ее последствий, как под вечер в так называемую канцелярию Скальского вошел пасмурный Милиус и молча опустился на диван, стоявший у двери.

С тех пор как Скальский решился продать аптеку, он не считал уже себя обязанным оказывать прежнее уважение Милиусу, а потому он почти оскорбился этим бесцеремонным приходом, и в особенности тем, что доктор прямо сел, не проговорив даже обычного приветствия. Правду сказать, последний гораздо больше думал о своем горе, нежели о поручении.

— Значит, я первый должен вам сказать "добрый вечер"? — спросил как бы насмешливо аптекарь.

— Разве мы знакомы со вчерашнего дня, чтоб заниматься подобными формальностями? — сказал холодно Милиус. — Эх, старина! Я пришел за делом, а не для того, чтоб желать тебе доброго вечера.

— Если за аптечным делом, то извините, я уже не занимаюсь аптекой, — возразил Скальский.

— С чем и поздравляю, — сказал доктор, — значит, ты догадался, что тебе это давно следовало сделать, ибо у тебя нет ни способностей, ни призвания к ремеслу.

— К ремеслу? Скорее к искусству, — поправил Скальский.

— Ну, хоть и к искусству, — молвил доктор. — Значит, ты продал и аптеку, и искусство?

— Нет; но завтра еду в Варшаву, где ожидает меня контрагент.

— Хорошо. А что тебе дают?

— Что дают? — повторил Скальский в смущении. — А для чего вам это?

— Может быть, я дал бы больше или меньше.

— Но ведь доктор не может быть аптекарем.

— Но я могу иметь аптекаря. Представь себе, Скальский, как выгодно иметь в руках аптеку, кормить пациентов без меры лекарствами и класть в карман деньги и за визиты, и за медикаменты! А?

Скальский посмотрел на Милиуса с изумлением; он ничего не понимал.

— К чему эти шутки? — сказал он.

— Я нисколько не шучу относительно приобретения аптеки! — воскликнул доктор. — Конечно, сам я ее не куплю, но серьезно, У меня есть покупщик. Что за нее возьмешь?

— Серьезно? — спросил Скальский.

— Без шуток.

— Вот ведомость, — сказал смягчившийся неожиданно аптекарь, — здесь цены материалам показаны самые умеренные. Кладовая наполнена: нет медикамента, которого бы вы не нашли, — выбор отличный, и все это свежее. В доказательство скажу, что я ежегодно сам ревизовал все в подробности и что только было испортившегося — без сожаления выбрасывал в канаву.

— Знаю, — отвечал доктор, — потому что в прошлом году выбросил ты nux vomica, которую дети подобрали и едва не отравились.

— Правда, правда, — прибавил с жаром аптекарь. — Покажи мне другого аптекаря, который принял бы подобную жертву для славы своего заведения!

Доктор улыбнулся, развернул ведомость и взглянул на нее.

— А что же будет стоить дом? — спросил он.

— Цена не очень велика, скажу, не хвастая! — воскликнул аптекарь, в сущности, любивший похвастать. — Потому что это не дом, а настоящее маленькое палаццо, устроенное с таким комфортом, какого не найдешь в деревне. Угодно посмотреть?

— Ты забываешь, любезный Скальский, что твой дом я знаю так же хорошо, как и тебя.

— Вот ведомость и цена, — сказал аптекарь.

— А вместе это составит порядочную сумму, — сказал доктор, складывая обе стоимости. — Уступишь что-нибудь?

— Ни гроша! — отвечал Скальский.

— В таком случае не продашь, — заметил холодно Милиус, положив бумаги и потянувшись за шляпой.

Скальский смутился.

— Подожди, — сказал он, — поговорим по-человечески.

— Нет, любезнейший, — прервал Милиус, — я знаю, что это значит, по-человечески: будем несколько часов надрывать горло, стараясь склонить друг друга, — ты рассчитывал взять больше, а я дать как можно меньше. Мне это не с руки. Ты меня знаешь и знаешь, что я желаю тебе добра, что я никому в жизни не намерен вредить и не хочу пользоваться ничьим неблагоприятным положением. Говори последнюю цену: если можно, я дам, а нет — так нет!

Скальский закусил губы, снял очки и начал их вытирать, желая выиграть время; он боялся упустить готового покупщика, потому что другого пришлось бы на самом деле — отыскивать. Расчувствовавшись неожиданно, он бросился доктору на шею.

— Любезный друг! — воскликнул он. — Войди в положение человека, который продает все свое состояние!

Милиус снова принялся за ведомости, начал внимательно их рассматривать, потом подумал хорошенько и, написав свою цену, подал ее Скальскому, снова потянувшись за шляпою.

Аптекарь колебался, наконец подал руку и сказал:

— Согласен, но где же покупщик?

— Вновь прибывший незнакомец, с которым вчера я имел удовольствие сойтись несколько ближе. Он называется Яном Вальтером, долго служил лекарем в английском флоте, но имеет диплом магистра фармации.

— Иностранец?

— Нет, он родом из наших мест, хотя давно уже отсюда выехал; но хочет снова поселиться. Так как дело кончено, то я приду к тебе с ним вместе завтра утром.

— Хорошо, приходите завтракать, я приготовлю завтрак; он