Флоси на все отвечал учтиво, но, однако, ничего не обещал. Халль с Побережья сказал Флоси:

– Собираешься ли ты сейчас исполнить мою просьбу, как ты мне обещал, когда я вывез из Исландии твоего родича Торгрима, сына Кетиля Толстого, который убил Халля Рыжего?

Флоси сказал:

– Исполню, тесть! Потому что ты станешь просить меня лишь о том, от чего мне будет только больше чести.

Халль сказал:

– Тогда я хочу, чтобы ты как можно скорее помирился, дал бы уважаемым людям рассудить дело и приобрел бы дружбу лучших людей.

Флоси сказал:

– Так знайте же, что я последую совету моего тестя Халля и других уважаемых людей. Пусть он и уважаемые люди с обеих сторон, выбранные по закону, рассудят дело. По-моему, Ньяль заслужил, чтобы я сделал это для него.

Ньяль поблагодарил его и их всех, и те, кто был при этом, сказали, что Флоси поступил хорошо. Флоси сказал:

– Теперь я назову моих судей. Первым я называю моего тестя Халля, потом Эцура с Широкой Реки, Сурта, сына Асбьёрна из Церковного Двора, Модольва, сына Кетиля, – он жил тогда в Грядах, – Хавра и Рунольва из Долины. Все, наверное, согласятся, что из моих людей эти самые подходящие.

Тут он попросил Ньяля назвать своих судей. Ньяль встал и сказал:

– Я называю первым Асгрима, сына Лодейного Грима, затем Хьяльти, сына Скегги, Гицура Белого, Эйнара с Поперечной Реки, Снорри Годи и Гудмунда Могучего.

После этого Ньяль, Флоси и сыновья Сигфуса дали друг другу руки, и Ньяль от имени всех своих сыновей и Кари обязался соблюдать то, что решат эти двенадцать человек. Можно сказать, что все, кто был на тинге, обрадовались этому. Послали людей за Снорри и Гудмундом, потому что они оставались в своих землянках. Было решено, что судьи будут заседать в судилище, а все остальные должны уйти.

СХХIII

Снорри Годи сказал так:

– Вот нас здесь двенадцать человек судей, которые должны вынести решение. Я хочу попросить вас всех: давайте не запутывать дело так, чтобы их нельзя было помирить.

Гудмунд сказал:

– Хотите ли вы изгнать кого-нибудь из его четверти или из страны?

– Нет, – ответил Снорри, – ведь такое редко кончается добром. Из-за этого возникают раздоры, и люди убивают друг друга. Пусть лучше они уплатят такую большую виру, чтобы не было никого в нашей стране, за кого было бы заплачено больше, чем за Хёскульда.

Все поддержали его слова. Затем они стали совещаться и никак не могли договориться, кто из них первым должен назначить размер виры. Кончилось тем, что бросили жребий, и Снорри выпало первому назначить виру. Он сказал:

– Я долго раздумывать не собираюсь, а сразу скажу вам, что я предлагаю. Пусть за Хёскульда заплатят тройную виру – это будет шесть сотен серебра. Если же вам кажется, что это слишком много или слишком мало, поправьте меня.

Они ответили, что им поправлять нечего.

– И к этому еще условие, что все деньги должны быть выплачены на тинге.

Тогда Гицур Белый сказал:

– Мне думается, что это едва ли возможно. У них, наверное, хватит денег, только чтобы заплатить небольшую часть.

Гудмунд сказал:

– Я знаю, чего хочет Снорри. Он хочет, чтобы мы все, судьи, дали каждый по стольку, сколько нам велит наша щедрость. Тогда многие последуют нашему примеру.

Халль с Побережья поблагодарил его и сказал, что охотно даст столько же, сколько тот, кто даст больше всех. Тогда все судьи согласились на предложение Гудмунда. После этого они договорились, что Халль произнесет решение со Скалы Закона, и разошлись. Потом ударили в колокол, и все пошли к Скале Закона. Халль встал и сказал:

– По делу, которое мы рассматривали, мы пришли к единодушному решению и положили шесть сотен серебра. Мы, судьи, хотим внести половину, и все сполна должно быть выплачено здесь, на тинге. Я обращаюсь с просьбой ко всем: путь всякий даст сколько-нибудь, ради Бога.

Все согласились. Халль назвал тогда свидетелей решения, чтобы никто не посмел нарушать его. Ньяль поблагодарил судей за решение. Скарпхедин стоял при этом молча рядом и усмехался. Потом люди стали расходиться от Скалы Закона по землянкам. А судьи собрали на Церковном Дворе все деньги, которые они обещали дать. Сыновья Ньяля и Кари отдали все деньги, которые у них были с собой. Это составило сотню серебра. Ньяль принес все деньги, которые у него были. Это была вторая сотня серебра. Затем все эти деньги были отнесены в судилище, и все дали столько, что было собрано все сполна до последнего пеннинга. Ньяль взял длинное шелковое одеяние и заморские сапоги и положил сверху. После этого Халль сказал Ньялю, чтобы он пошел за своими сыновьями.

– А я пойду за Флоси, и пусть они дадут друг другу клятвы в том, что будут соблюдать мир.

Тогда Ньяль пошел к себе в землянку и сказал сыновьям:

– Ну, наше дело кончилось хорошо: мы помирились, и все деньги собраны. Теперь и нам, и им надо пойти и принести клятвы о том, что будет соблюдаться мир. И я хочу попросить вас, чтобы вы ничего не сделали такого, что бы все испортило.

Скарпхедин провел рукой по лбу и усмехнулся. И вот они все пошли в судилище. Халль пошел к Флоси и сказал ему:

– Иди теперь в судилище: деньги все внесены сполна и собраны в одном месте.

Флоси попросил сыновей Сигфуса пойти с ним. Они все вышли из землянки и направились в судилище. Ньяль и его сыновья тоже пошли в судилище. Скарпхедин пошел к среднему ряду скамей и остановился там. Флоси вошел в судилище посмотреть на деньги и сказал:

– Большие это деньги и хорошие, и выплачены они сполна, как и следовало ждать.

Затем он поднял шелковое одеяние и спросил, кто его сюда положил, но никто ему не ответил. Он снова помахал одеянием и спросил, кто положил его, и рассмеялся. Никто ему не ответил. Флоси сказал:

– Что же, никто из вас не знает, чья это одежда, или вы боитесь сказать мне об этом?

Скарпхедин сказал:

– А как ты думаешь, кто это положил?

Флоси сказал:

– Если хочешь знать, я отвечу тебе, что, по-моему, это положил твой отец – безбородый старик, так что многие, когда глядят на него, не знают, мужчина он или женщина.

Скарпхедин сказал:

– Подло поносить старика, которого еще никогда не оскорблял ни один честный человек. Вам должно быть известно, что он мужчина, потому что он прижил со своей женой сыновей. И мало наших родичей