— Вы можете их впустить, — выпалил он часовым. — Кинроув готов их принять. Он откроет преграду, но только для этих двоих! — На последней фразе он повысил голос.

Просители уже подтянулись ближе, чтобы расслышать его слова. Они ворчали и толкались, но вряд ли собирались прорываться в лагерь силой.

— А как узнать, когда мы сможем пройти? — вслух удивилась Оликея, но узнала ответ, еще не договорив.

Сила больше не отталкивала нас, а увлекала за собой. Мальчик-солдат чуть задержался, собирая свое добро, затем взял Оликею за руку и двинулся вперед. Птица на дереве вдруг громко закаркала и, шумно хлопая крыльями, полетела за нами.

— Ты сказал, что я могу выбрать первым! — напомнил мальчику-солдату один из стражей.

— Именно, — подтвердил тот и снова расстелил одеяло на земле.

Часовые не замедлили выбрать себе по вещице. Посланец, не успевшей поглазеть на сокровища, возился дольше, но в конце концов взял тяжелую серебряную подвеску в виде бегущего оленя. Она была на цепочке, и он тут же пристроил подвеску себе на шею и, похоже, остался весьма доволен.

— Следуйте за мной, — пригласил он. — Кинроув перенесет нас быстроходом.

Обещанный быстроход начался тошнотворным рывком и повлек нас с прежде невиданной скоростью. За три шага мы очутились в летнем лагере Кинроува. Непрерывный барабанный бой и кажущиеся случайными взвизги горнов резали слух почти невыносимо. Цепь танцоров стала меньше, чем в тот раз, когда мы впервые ее увидели, но так же петляла среди палаточного городка, раскинувшегося вокруг большего шатра. Это меня удивило — в летнем поселении нашего клана палаток было куда меньше. Но этот поселок выглядел более обжитым: танцоры успели протоптать на земле тропу: рядом с каменной печью, где пылал огонь, высилась аккуратная поленница: поблизости над костром коптилась рыба, а на деревянном настиле громоздились уже заготовленные запасы рыбы и мяса.

Шатер Кинроува стоял на помосте: тот же шатер, что я видел прежде, только на новом месте. Возле него стояли на посту четверо воинов, вооруженных луками, а не копьями или мечами. Они наблюдали за нашим стремительным приближением, и я отметил, какое преимущество это дает им над нами. Кинроув сделал выводы. Я весьма сомневался, что кому-то удастся снова застать его врасплох в его собственном лагере.

Ожидавший у входа спек окинул нас взглядом, мрачно кивнул и откинул перед нами полог шатра. Двое стражей последовали за нами, держа наготове луки со стрелами на тетиве. Я вновь услышал громкое хлопанье крыльев, а затем стук, с которым стервятник опустился на верхушку шатра. Мальчик-солдат стиснул зубы, но так и не удостоил птицу взглядом.

Внутри шатра нам предстала почти знакомая сцена. Кинроув, нисколько не похудевший, едва умещался в своем мягком кресле. Нагруженные едой столы дожидались его внимания, вокруг них суетились слуги. Галея, его первая и любимая кормилица, стояла за спиной великого, положив руки ему на плечи. Пока мы подходили, они оба молчали, но женщина не сводила глаз с мешочка в руках Оликеи. По мере того как мы приближались, ее дыхание все убыстрялось. Но когда мы оставались еще на порядочном расстоянии от них, Кинроув вскинул руку.

— Стойте здесь! — распорядился сопровождавший нас страж. — Положите то, что вы принесли.

В тот же миг магия Кинроува охватила нас, удерживая на месте.

— Это дары для Кинроува, — откликнулся мальчик-солдат. — И в ответ я прошу только о том, чтобы он меня выслушал.

Не успел страж ответить, как он положил узел на пол и развязал его. С кряхтением он опустился сперва на одно колено, а затем и на оба и начал раскладывать сокровища на одеяле, не поднимая взгляда.

— Все это принадлежало Лисане, моей наставнице. Эти вещи бесценны. Я предлагаю их Кинроуву.

— В обмен на что? — с сомнением уточнил великий.

— Только на то, что ты выслушаешь мое предложение. Не больше.

Оликея глубоко вдохнула перед тем, как заговорить.

— И на моего сына. На Ликари. Верни его нам, освободи от танца, и все это станет твоим. И Костяной младенец, величайший амулет плодородия, когда-либо известный спекам! — Она стащила со статуэтки мешочек и бережно, словно настоящего ребенка, подняла ее вверх. — Верните мне моего сына, Галея и Кинроув, и я отдам вам это, чтобы у вас могло родиться собственное дитя.

Руки Галеи сжались на плечах Кинроува. Она наклонилась вперед и зашептала ему на ухо. Маг раздраженно нахмурился, но выслушал ее. Он глубоко вдохнул и с фырканьем выпустил воздух.

— Кандайя, — неохотно окликнул он, — пойди к танцорам. Найди мальчика Ликари и, когда он пройдет мимо тебя, коснись его плеча и произнеси: «Кинроув велит тебе остановиться и следовать за мной».

Оликея радостно вскрикнула и вцепилась в руку мальчика-солдата.

— Я буду заботиться о тебе так, как никогда не заботились ни об одном великом. Можешь обращаться со мной как пожелаешь, использовать меня по своему усмотрению, я все равно останусь перед тобой в долгу.

— Тише, — твердо, но без резкости велел ей мальчик-солдат, продолжая смотреть Кинроуву в глаза.

— Величайший из великих, — тихо начал он, с помощью Оликеи поднявшись на ноги, — ты выслушаешь то, что я хочу сказать? Я отдаю тебе эти сокровища и произношу эти слова по велению Лисаны. Она дала мне поручение. Это выше моего понимания. И вот я пришел просить тебя о милости.

— Что это значит? — едва слышно спросила Оликея.

— То, о чем я упоминал, — спокойно ответил мальчик-солдат. — Моя главная цель.

Лицо Оликеи исказило странное выражение. К собственному удивлению, хотя и не сразу, я его узнал — это была ревность.

— Ты пришел сюда из-за нее, а не из-за меня, — с горечью заметила она.

Он повернулся к ней, взял ее за руку и заглянул в глаза.

— Я не произнесу ни слова, пока тебе не вернут Ликари. — Он вновь посмотрел на Кинроува. — Невредимым и свободным от танца. Такова цена амулета плодородия. Верни ребенка Оликеи. Пусть у тебя родится собственный, и тогда, надеюсь, однажды ты посмотришь ему в лицо и представишь, как у тебя его отнимает жестокий и бесконечный танец.

Лицо Кинроува вспыхнуло от гнева, и я подумал, что сейчас не самое подходящее время его дразнить. Мальчик-солдат сам сунул голову в петлю. Если Кинроув прикажет страже нас убить, он завладеет сокровищами и ничего не утратит. Однако мальчик-солдат либо не понимал этого, либо ему было все равно. Он вновь повернулся к Оликее и улыбнулся ей. Не припомню, чтобы он когда-либо прежде так поступал.

— По крайней мере, данное тебе слово я сдержать сумел. Одно выполненное обещание за всю жизнь.

Она открыла было рот, чтобы ответить, но тут вернулась Кандайя, придерживая за плечо тощего ребенка. Я не сразу узнал Ликари. Он заметно вытянулся, но изрядно похудел за то время, что мы не виделись. На потную кожу и волосы налипла пыль. Не моргая, он смотрел в пустоту затуманенным взглядом. Оликея вскрикнула и бросилась к ребенку, но Галея остановила ее.