— Что бы они ни замышляли, им придется иметь дело с нами двоими, — твердо сказал Бобби.

Лю положила свою руку на руку Бобби, благодаря его за решимость. Ей подумалось, что она была бы еще более благодарна, если бы его смелые слова хоть в какой-то степени оказались реальными. Если маленькие дьяволы решили содержать каждого из них в отдельной камере, что он сможет с этим поделать?

— Тебе нужно пересилить себя и поесть еще, — сказал Бобби. — Ты же теперь не одна.

— Думаю, что так.

Послушно, но с опаской, Лю съела немного кукурузы, несколько бобов и даже последний кусочек свинины, остававшийся в банке. Она ждала, что желудок выбросит все это обратно, но он вел себя тихо. Очистившись один раз, желудок словно хотел наполниться — Лю надеялась, что он и впредь будет вести себя терпеливо и тихо.

Только сейчас до нее дошло: маленьким чешуйчатым дьяволам совсем не надо дожидаться увеличения ее живота, чтобы узнать о ее беременности. Ведь маленькие дьяволы постоянно делают свои движущиеся картинки, и не только когда они с Бобби занимались любовью, но чуть ли не в любое время. Лю настолько примирилась с этим, что почти перестала думать на подобные темы. Однако если чешуйчатые дьяволы смогли разобраться в той смеси китайского, английского и их собственного языка, на котором разговаривали между собой Лю и Бобби, они все тут же узнают. И что они тогда сделают?

«Будь они людьми, они сразу бы догадались об этом по исчезновению у меня менструаций», — подумала она. Но дьяволы этого не заметили. Бобби Фьоре считал, что они совсем не дьяволы, а существа из другого мира. Раньше Лю это казалось чепухой, но сейчас ее начали одолевать сомнения. Разве могут настоящие дьяволы быть такими несведущими в земных делах, какими иногда оказывались ее похитители?

В конце концов, не столь уж важно, кто они такие. В любом случае она и Бобби находятся в их власти. «Забеременел ли кто-нибудь еще из тех женщин, которых дьяволы привезли на этот самолет, летящий без посадки?» — думала Лю Хань. Возможно, кто-то из них и забеременел, если дьяволы использовали их так же, как ее. Лю не хотелось, чтобы все тяготы выпали лишь на ее долю.

Она посмотрела на Бобби. Он внимательно следил за нею. Когда их глаза встретились, Бобби отвел взгляд. «Думает, не вырвет ли меня снова», — предположила Лю Хань. Она кисло улыбнулась. Что может знать мужчина о женщине, ожидающей ребенка?

Лю всем телом прильнула к Бобби Фьоре так, как не прижималась с того самого первого дня, когда он поразил ее своей добротой. Пусть он мужчина, иностранный дьявол. Может, он совсем мало знает о беременных женщинах, но в сравнении с самым мудрым из маленьких чешуйчатых дьяволов он истинный Конфуций.

* * *

Когда Дэвид Гольдфарб вошел в зал «Белой Лошади», на него пахнуло душным теплом и дымом.

— Дверь закрой; черт тебя дери! — крикнули трое человек из разных концов бара.

Гольдфарб быстро закрыл дверь, затем принялся проталкиваться сквозь толпу, чтобы пробраться как можно ближе к камину.

Треск дров, колеблющееся пламя свечей вместо темных из-за отсутствия электричества лампочек — все это в значительной мере возвращало зал к его средневековым истокам. Тени прыгали и вздрагивали, как живые. Они прятались по углам, готовые в любой момент выползти оттуда и напасть. Прежде Гольдфарб никогда не боялся темноты, но теперь он лучше понимал, почему темнота могла страшить его предков.

Тяжелый залах немытых тел говорил об отступлении еще на один Шаг от норм цивилизованной жизни. Гольдфарб сознавал, что и сам пахнет не лучше, но что тут поделаешь? Горячей воды не было, а мытье в холодной грозило пневмонией.

К тому же когда амбре исходит от всех, то в отдельности вроде бы никто и не пахнет. Через несколько вдохов нос начал воспринимать этот запах как часть здешней атмосферы и позабыл о нем, равно как и сам оператор радарной установки научился игнорировать звуки взрывов вокруг того места, где стояла его станция.

Лавируя между столиками, к Гольдфарбу подошла Сильвия.

— Чего желаешь, дорогуша? — улыбнувшись, спросила она.

При свете камина ее волосы светились, как расплавленная медь.

— Пинту того, что у вас есть, — ответил он. Пиво в Белой Лошади никогда не иссякало, но всякий раз здесь наливали какой-то другой сорт.

Отвечая, Гольдфарб ненадолго обнял официантку за талию. Она не вывернулась и не хлопнула его по руке, как делала это до той ночи, когда он впервые отправился в холодную высь. Вместо этого девушка потеснее прижалась к нему, задрала голову, чтобы провести губами по губам Гольдфарба, и потом выскользнула, поспешив выполнить заказы других посетителей.

Гольдфарб подумал, что хотеть ее всегда было более возбуждающим, чем спать с нею. А может, он просто слишком многого ожидал. Он знал, что она дарит свою благосклонность многим мужчинам, и это не тревожило Гольдфарба, пока он оставался сторонним наблюдателем. Сейчас, когда он сам оказался одним из таких парней, это выглядело иначе. Он не считал себя ревнивцем; если говорить начистоту, то он совсем не ревновал. Но Дэвиду хотелось, чтобы Сильвия принадлежала ему больше, чем она допускала.

«И все же, — признался он самому себе, — мысленные видения обнаженной Сильвии не согревали, когда я вдыхал отдающий резиной холодный кислород там, на громадной высоте».

Среди темного леса голубых мундиров летчиков и гражданских пиджаков из твида и саржи вновь появилась белая блузка Сильвии. Девушка подала Гольдфарбу кружку:

— Давай, милый, пробуй. Скажешь, как тебе оно. Она отошла и замерла, ожидая его реакции. Гольдфарб с осторожностью отхлебнул. Некоторые сорта так называемого пива, которые ему приходилось пить с момента появления ящеров… да, в сравнении с ними пиво времен войны с немцами могло показаться нектаром. Но сейчас от густого, пряного аромата, наполнившего рот, у него удивленно поднялись брови.

— А ведь чертовски недурно! — с изумлением сказал он. Гольдфарб сделал новый глоток, задумчиво чмокнул губами. — Такого я еще не пил, но все равно здорово. Где наш правоверный владыка раскопал такое?

Сильвия отбросила с глаз рыжую прядь волос.

— Сам сварил.

— Рассказывай, — заявил с привычным недоверием Гольдфарб.

— Говорю тебе, сам, — с упрямством и обидой повторила Сильвия. — Мы с Дафной помогали. Когда знаешь, что и как, это совсем просто. Может, после войны… если вообще что-то останется после войны… но если останется, я открою собственную пивоварню и паб рядом с нею. Я бы и тебя пригласила, но ты как начнешь опрокидывать кружку за кружкой, разориться можно.

Гольдфарб привычным движением опорожнил свою кружку.

— Если твое пиво будет не хуже этого, я обязательно приду. А сейчас принеси-ка мне еще одну.

Гольдфарб провожал Сильвию взглядом, пока она не скрылась среди массы посетителей. Со времени появления ящеров она была первой, от кого Гольдфарб услышал о том, что может быть после войны. Одно дело — думать о том, что будет, когда разобьют джерри; но война против ящеров, как ему казалось, может продолжаться до бесконечности… если только люди ее не проиграют.