Вход в пещеру? Поверить не могу, он расширяется!

Все взгляды устремились к стене. В наступившей тишине — казалось, в нее вслушивается даже застывшая в ожидании Гора, — Керн обшарил глазами блестящую поверхность, но не увидел никаких отверстий.

Вздох ветра пронесся к стене, взъерошив крылья всему отряду, усилился, превратился в стон, а из стона — в душераздирающий вопль, и крылатых людей, беспомощных перед этим неодолимым порывом, повлекло к Горе. Покрепче сжав Бирну, Керн пытался вернуть контроль над крыльями, но безуспешно: плотное облако Горы притягивало его к себе.

Он смутно различил очертания проема в стене, и в тот же миг отверстие поглотило его. Охваченный изумлением, подгоняемый неустанным ветром, полуослепленный опалесцентным туманом, заполнявшим этот тоннель, Керн как будто покатился вниз по склону, ввинчиваясь в твердь Горы, ибо вещество, в которое нырнул весь отряд, на вид не отличалось от материи, составлявшей эту прозрачную громаду.

Свет за спиной потускнел. Беспомощных людей увлекало все глубже и глубже, к самому сердцу облака — сердцу Горы — сквозь субстанцию, названия для которой не существует в человеческом языке.

Наконец подгонявший их ветер стих, и оглушительный вой превратился во вздох — в шепот — в тишину. На мгновение они, пытаясь отдышаться, зависли в переливчатой пустоте, а затем молчание нарушил звонкий голос Куа:

— Оглянитесь! То отверстие, куда нас затянуло, — оно смыкается, будто поверхность вод. Нет, скорее как зыбучий песок.

Но Керн уже не слышал ее. Он не увидел, а скорее почувствовал, как окружающий туман сгустился, приняв на себя вес его тела и тела Бирны. Затвердело само пространство, и теперь Керн висел в воздухе без помощи крыльев, поскольку не мог шевельнуться.

7. Схватка

Открывшаяся было Гора смыкалась вновь, незаметно и неуклонно. Отряд пленников застыл в полете — с распростертыми крыльями и волосами, развевавшимися на ветру, которого больше не было, — замер в вечности, словно время остановилось и крылатые люди остановились вместе с ним.

Затем в опалесцирующем облаке Горы зажглась тонкая спираль света.

Поначалу едва заметная, она разгоралась все ярче. Теперь Керн собственными глазами увидел то, что прежде видел лишь разумом, и почувствовал, как в обретающем очертания свете пульсирует ужасающая, но на диво холодная ненависть — эмоция не человеческого существа, но облачной Горы.

Лениво сворачиваясь и разворачиваясь, огненная лента плыла сквозь сгустившуюся пелену туманного стекла где-то впереди: судить о расстоянии было невозможно, но она была довольно близко, и узники рассмотрели ее во всех подробностях, вплоть до каждого витка, каждой складки, каждого изгиба, сменявшегося новыми изгибами в неторопливом и беспрестанном движении. Огненный цвет этой ленты обжигал не только глаза, но и разум, восприимчивый к жару всепоглощающей ненависти.

Что-то покоилось в этих складках, и лента ласково обвивала это «что-то» — но что? Этого пленники пока не видели.

Какое-то время громадная, неторопливая жгучая тварь демонстрировала им свои бесконечные кольца, но потом все изменилось, и слепая, обезличенная, пылающая ненавистью лента взглянула на крылатый отряд.

По ее… телу? — поплыли блестящие черные пятна. Они появлялись и пропадали. Приближаясь к застывшим в стекле пленникам, каждый виток покрывался пятнами глаз; они вспыхивали и гасли в такт с движениями огненной спирали.

Тварь с лютой злобой смотрела на людей и выжидала, не издавая ни звука.

«Что-то», до сего момента покоившееся в ласковых складках, пришло в движение. Темп скольжения витков переменился, они явили пленным свою ношу, и Керн ощутил вдруг такую душевную пустоту, что голова пошла кругом. Когда ему удалось вновь сфокусировать взгляд, Керн понял, что не ошибся.

Среди витков лежал Брюс Гэллам. Его глаза были открыты, и он смотрел на Керна с той же отстраненностью, что и черные пятна, блуждавшие по огненной ленте.

— Этот мир, — произнес Брюс Гэллам, — мой.

Слова донеслись с безошибочной ледяной ясностью, словно вокруг было не стекло, а кристальный воздух, но это были слова не только Брюса, но и огненной ленты. Ослепительная ненависть вилась в этих словах так же, как лента вилась в тумане перед глазами пленников. Два существа говорили одним голосом, превратившись в единое целое.

Внезапно Керн вспомнил, как давным-давно, далеко-далеко отсюда мутанты шагнули из одной вселенной в другую. В тот день Брюс заглянул в ожидавший их мир, обвел его глазами и вновь закрыл дверь. Теперь Керну стало ясно: Брюс все знал. Каким-то образом он с первого взгляда умел распознать, какой мир подходит ему, а какой — нет.

Мутант Брюс с его сверхъестественным умением создавать из подручных материалов нечто большее, чем простые механизмы, и подчинять это нечто своей воле, увидел родство между собой и этим миром. Потрясенный Керн вспомнил рассказ Элье о том, что рабы Горы под ее руководством умеют создавать что угодно из чего придется, и поэтому, когда в Керне еще видели лазутчика Горы, в его комнате не было никаких предметов, способных превратиться в смертоубийственное оружие. Как же он был слеп!

Выходит, это не мир Керна. Это мир Брюса Гэллама. Да, здесь живут крылатые люди, но над ними господствует Гора — а теперь и Брюс.

Все эти мысли пронеслись в уме Керна, пока отголоски жгучих слов еще звенели у него в ушах. Он вспомнил об извечной отстраненности Брюса, о том, сколь чужды были ему человеческие эмоции, и тут снова прозвучал ледяной голос:

— Вам нет места в моем мире. Здесь обитают только крылатые люди, а теперь и я. Ваша плоть пластична, как и ваша наследственность. Я не могу вам доверять. На мое прибытие в этот мир Гора ответила циклоном, пробудив силы, которые лучше не пробуждать. В тот момент я был беззащитен. Не мог спасти себя, пока находился рядом с вами. Пришло время расправиться с последними из тех, кто бросил мне вызов, а с ними исчезнете и вы — мутанты, чьим родом я не способен управлять.

Он не шевельнулся, но витое пламя двинулось сквозь стеклянную неволю, в которой бездвижно застыли крылатые и бескрылые люди. Стало быть, Брюс лишь озвучивал волю этого леденящего душу трио, а его телом была огненная лента.

Громадная петля тянулась вперед медленно и лениво, как падает на землю шелковая тесьма, а за ней, грациозно свиваясь и развиваясь, следовало морщинистое огненное тело, и тело Брюса Гэллама, обласканное неугомонными складками пламени, двигалось вместе с ним, покоясь на поддерживающих витках и не шевеля ни единым мускулом.

Наблюдая за приближением этого триединства, Керн понятия не имел, что произойдет, когда пылающие витки коснутся первого из людей, но чувствовал, как