По мере того как продолжалась запись альбома, Гарри Нильссон начал терять свой прежде прекрасный и неисчерпаемый голос. Поскольку традиционная медицина оказалась бессильна в борьбе со стилем жизни больного, Джон посоветовал ему обратиться к доктору Хону. Для того чтобы быть уверенным, что Нильссон не опоздает к началу записи, Кейту Муну было поручено сопроводить его в Сан-Франциско. Кейт был далеко не самой лучшей кандидатурой на роль ангела-хранителя. Когда вечером оба рокера с большим опозданием появились в студии, они были смертельно пьяны. Джон заорал на Кейта: «Ну ему хоть стало лучше?!»

«Нет, зато теперь он весь в дырках!» – ответствовал Мун. Когда все партии были записаны, Джон и Гарри занялись сведением альбома. Но всякий раз, когда они заканчивали работу над очередной вещью, Гарри оставался недоволен и требовал все переделать. И его не в чем было винить: голос звучал отвратительно, а музыка была никакой. В общем, «Pussy Cats»207, таково было название альбома, обернулся катастрофой. А Джон был не таков, чтобы месяцами сидеть в студии и «делать что-то из ничего». Так что в конце концов он собрал пленки и повез их в Нью-Йорк, где рассчитывал быстро разделаться с этим проектом и навсегда избавиться от Гарри.

Как только Гарри увидел, что птичка упорхнула, он моментально протрезвел. Он тоже сел в самолет и отправился вдогонку за Джоном. Добравшись до офиса «Эппл», он схватил Джона в охапку и после нескольких тостов «за встречу» уговорил его помочь ему в одном деле.

О том триумфе, которого добился Гарри в день своего прибытия в Нью-Йорк, вспоминает Лил, та, кому обо всем поведал сам триумфатор: "Я встретилась с Гарри и Джоном около одиннадцати утра, сразу после того, как они вышли от Кена Глэнси, президента компании «Ар-Си-Эй». Они появились там примерно в девять часов – тогда же Гарри и позвонил мне, предложив встретиться у «Пьера». В «Ар-Си-Эй» он притащил с собой Джона, предварительно напоив его. Чтобы разобраться во всей этой истории, необходимо уяснить, что Рокко Лагинестра, бывший президент «Ар-Си-Эй», был для Гарри кем-то вроде дядюшки. Он его просто обожал. Незадолго до увольнения Рокко добился для Гарри контракта на пять миллионов долларов. Речь шла о пяти альбомах, и после каждого альбома компания должна была выплачивать ему порядка восьмисот тысяч долларов наличными! Но затем в руководстве начались перестановки. Сначала пришел Джил Белтрон, за ним был назначен Кен Глэнси. Контракт Гарри лег в долгий ящик и так и остался неподписанным. Так что тем утром Гарри безо всякого предупреждения ввалился в кабинет Кена Глэнси в сопровождении Джона. Кен никогда прежде с Гарри не встречался, да и вообще он только что вступил в должность, поэтому осмелюсь предположить, что, увидев эту парочку у себя перед носом, радости он не испытал.

«Мы тут записали три основные вещи, – начал Гарри. – Это будет альбом века». Затем он поставил пленку и врубил громкость до предела. У них было три барабанщика – стена грохота! У Кена отвисла челюсть. И тогда Гарри продолжил: «Этот альбом мог бы стать вашим успехом, но я ухожу из вашей компании! А знаете, почему? Потому что вы уже почти год покоите задницу на моем контракте и никак не можете его подписать! А теперь мне надоело! Надоело, понимаете? Если бы я остался с вашей компанией, то привел бы сюда и Джона. Его контракт с „Кэпитол“ скоро заканчивается». Гарри посмотрел на Джона, и тот, будучи совершенно пьяным, механически кивнул. «А еще я бы мог привести и Ринго! Но не буду, потому что вы не подписали контракт со мной». С этими словами Гарри развернулся и вышел, уводя с собой легендарного Джона Леннона.

Когда они приехали к «Пьеру», Джон бросился ко мне, упал на колени и зарылся лицом в мою юбку. Прямо в холле! Он был рад увидеть знакомое лицо, и ему было стыдно за то, что заставил его делать Гарри. Когда мы поднялись наверх, Джон рухнул на кровать. А Гарри принялся названивать своему адвокату Брюсу Грэкалу в Лос-Анджелес. Каким бы пьяным он ни был, когда дело доходило до бизнеса, Гарри всегда бывал как стеклышко. Он подробно рассказал Грэкалу обо всем, что произошло. «Дело за тобой, – сказал он в заключение, – потому что я уверен, что в этот самый момент они уже перечитывают мой контракт». Ну ясное дело! Контракт был подписан через два дня". Вот так Энергичный Гарри сделал себе состояние.

В Нью-Йорк Джон Леннон вернулся без Мэй Пэн. Он отчаянно жаждал помириться с Йоко и хотел иметь для этого свободу действий. Домой к «мамочке» Джона тянула отнюдь не любовь, а страх. Джон был в панике, поскольку понимал, что, если не прекратит загул с Гарри Нильссоном, Ринго Старром, Джесси Эдом Дэвисом и Кейтом Муном, он очень скоро может опять потерять над собой контроль – и на этот раз совершить что-нибудь действительно ужасное. «Я не хочу окончательно сойти с ума!» – в отчаянии крикнул он, обращаясь к Мэй Пэн перед самым отъездом из Лос-Анджелеса.

Однако очень скоро Джон убедился, что Йоко не собиралась пускать его обратно в свою заповедную Дакоту. Она вообще отказывалась встречаться с ним наедине. Поэтому Джон обратился к Гарри и Лил с просьбой сопровождать его на встречу с собственной женой, но предупредил, чтобы они были готовы откланяться по первому сигналу.

Встреча началась в ледяной атмосфере. Йоко укрылась за маской невозмутимости. Гарри был, по обыкновению, пьян. Когда он понял, что Йоко замкнулась в себе, он окинул ее умоляющим взглядом и проворчал: «Ну чё ты хочешь, чтобы я те сделал, Йоко? Взял..?» И Великое Каменное Лицо не смогло удержаться от улыбки. А Джон и Лил скрючились от хохота, причем не столько от выходки Гарри, сколько от облегчения.

И тем не менее, когда смех утих, в доме вновь воцарилось Царство Льда. Джон сидел как на иголках, ожидая момента, чтобы подать условленный сигнал. Наконец время пришло, и Гарри с Лил извинились и откланялись. Но не успели они дождаться лифта, как услышали голос Джона, донесшийся до них через застекленную дверь: «Подождите! Я тоже ухожу!» Выйдя в холл, он состроил гримасу и признался, что Йоко его прогнала.

Отвергнув Джона, Йоко предоставила Гарри великолепную возможность вернуть его к распутному образу жизни, из которого Леннон пытался вырваться. Единственное отличие от Лос-Анджелеса заключалось в отсутствии Мэй Пэн, без которой Леннон вообще не знал удержу, так что в мае 1974 года «неудавшийся уик-энд» превратился в свободное падение.

Джон и Гарри обосновались в «Отеле Пьер» на Пятой авеню, как раз напротив гостиницы «Плаза», ставшей в свое время первым местом пребывания только что прилетевших в Америку «Битлз». Друзья-гуляки продирали глаза к часу дня, когда Гарри скатывался с кровати и заказывал в номер завтрак: два тройных «Александера» и блюдо с закусками. Часов до пяти ребята развлекались венскими сосисками, насаженными на пластмассовые шпажки, жареными креветками под соусом «беарнез» и постоянно пополняемым запасом «молочных коктейлей». Любому, кто стучался в номер, разрешалось зайти, и вскоре помещение превратилось в настоящий проходной двор.

Правда, некоторые из посетителей были знаменитостями, искавшими общения со знаменитостями.