Грину не потребовалось подвергать Йоко продолжительному наблюдению. Он быстро сообразил, что перед ним зажатая, испуганная, двойственная натура, пытающаяся спрятаться от внешнего мира. Он обратил внимание на ее привычку до крови обкусывать ногти, на манеру забиваться в самый угол дивана или кресла (скрестив руки и ноги, словно стараясь сделаться еще меньше), на то, что она постоянно говорила полушепотом и не снимала больших солнечных очков. Речь Йоко была насыщена причудливыми кодами, которые смущали Грина до такой степени, что он порой вообще не понимал, что она имеет в виду. Даже когда молодая женщина, казалось, говорила совершенно открыто, в действительности оказывалось, что она думает совсем не то, что говорит. Встречаясь с Йоко, Грин избрал бесстрастную и беспристрастную манеру психоаналитика. Он разговаривал с ней спокойно и внимательно, и Йоко, поняв, что ей не удастся поколебать его невозмутимость, быстро прониклась абсолютным доверием к человеку, являвшему в ее глазах символ стабильности.

В то время как Джон Грин устраивался на месте пилота рядом с капитаном космического корабля под названием «Леннон», еще один странный персонаж протиснулся в штурманское кресло по другую сторону от в высшей степени неуверенной в себе Йоко. С Такаси Ёсикава, владельцем маленького ресторана в Западной части 13-й стрит и мастером древней японской науки кату-тугаи, Йоко была знакома уже в течение нескольких лет. Каждый читатель японской классической литературы знает, что жители Востока издавна верили в геомантию: благоприятные и неблагоприятные веяния для строительства дома или путешествия, исходившие от земли. Есикава был автором целой системы, сочетавшей элементы гадания по земле, астрологии и нуме-рологии. Используя в своей работе карты и компасы, он просил сообщить ему даты и адреса, а затем, применяя формулы собственной системы, делал заключение о благополучном или неудачном исходе задуманной операции и предлагал альтернативные решения по тем вопросам, которые считались неразрешимыми. Есикава до сих пор утверждает, что именно ему Джон и Иоко обязаны своим примирением. Как бы то ни было, но именно тогда, когда Йоко жила отдельно от мужа, она попала в такую зависимость от Такаси, что не могла сделать и шага, не проконсультировавшись с «человеком, указывавшим правильное направление». Сформировав таким образом целую оккультную сеть, Йоко стала представлять на рассмотрение советников идеи, приходившие ей в голову. Она засыпала их телефонными звонками в любое время дня и ночи. Поскольку эти люди не были знакомы между собой и жили на разных волнах, зачастую их советы оказывались безнадежно противоречивыми. Так продолжалось до тех пор, пока Йоко Оно не сообразила, как ей следует использовать своих оракулов.

Если бы Иоко сумела убедить всех тех, с кем общалась, начиная с собственного мужа, в том, что оккультные науки заслуживают доверия, она могла бы получить над ними настоящую власть. И тогда, вместо того чтобы навязывать людям свою волю, она навязывала бы им то, что диктуют звезды, карты, числа или любая другая потусторонняя сила, которую она могла выбрать в качестве очередного авторитета. Стоило этой идее озарить Йоко Оно, как все эти ясновидящие, гадатели и предсказатели перестали быть помехой в ее начинаниях и превратились в «мамочкиных» маленьких помощников.

В июне 1974 года, когда Джон и Гарри закончили работу над пропитанным виски альбомом «Pussy Cats», Мэй Пэн вновь очутилась возле Джона, а Гарри Нильссон исчез навсегда. Так случилось в результате очередной резкой перемены в поведении, что составляло одну из основных закономерностей жизни Джона Леннона. В одночасье Леннон – блудный котяра превратился в Леннона – домашнего кота.

Отказавшись от предложения Йоко снять для них квартиру в Дакоте, Джон и Мэй нашли себе жилище, которое смело можно назвать мечтой любого жителя Нью-Йорка: очаровательный маленький пентхаус располагался в самом шикарном квартале города на Саттон-плейс в доме 434 в Восточной части 2-й стрит, прямо над Ист Ривер. Самой знаменитой соседкой Леннона по кварталу была женщина, всегда вызывавшая его восхищение, – Грета Гарбо.

Занявшись меблировкой квартиры, Джон и Мэй прежде всего думали о комфорте. В гостиной, где находились камин и дверь на балкон с видом на реку, они установили большую двуспальную кровать и телевизор «Сони Тринитрон» с экраном в девятнадцать дюймов по диагонали и пультом управления, позволявшим Джону постоянно переключаться с одного канала на другой. Еще одна комната была подготовлена для Джулиана, поскольку Мэй убедила Джона встречаться с сыном почаще. Остальная часть квартиры не была особенно обставлена. Единственным предметом роскоши стал большой белый ковер из Титтенхерста, на котором играли два непоседливых котенка, Мэйджор (белый) и Майнор (черный).

Мэй Пэн старалась вернуть Джону давно утраченный аппетит, разжигая его острыми блюдами из ресторана «Джейд Тэнг» или специальными яствами, приготовленными ее матерью, с которой Джон упорно отказывался встречаться, объясняя это своей «проблемой с матерями». Вскоре Джон набрал нормальный вес и пополнил запас энергии, утраченной за долгие годы недостаточного питания. Он просыпался в десять утра и съедал на завтрак яичницу с беконом. По воскресеньям Мэй готовила ему специальный «английский завтрак»: тосты с пастой из бобов и пуддинг с кровью, блюдо, доставлявшее особое наслаждение бывшему вегетарианцу. Джон с жадностью прочитывал британские газеты, курил «Голуаз», выпивал бесчисленное количество чашек кофе и смотрел телевизор.

После завтрака Леннон прослушивал пленки, над которыми работал накануне. Склонив голову и полностью сконцентрировав свое внимание, он отмечал радостными вскриками особенно удачные места. Если же запись его не удовлетворяла, он оборачивался к Мэй и говорил: «Позвони на студию и выясни, можем ли мы подъехать сегодня вечером, чтобы переписать этот трек».

Наверное, самым удивительным в поведении Джона в этот период стало то, что он начал постепенно возвращаться к прежним связям, которые были прерваны его женитьбой на Йоко. Он не только возобновил отношения с Джулианом, но и начал переписываться с Мими, лелея надежду на то, что когда-нибудь она приедет к нему погостить. Мими попросила Джона помочь ей повлиять на его младшую сестру, которая переименовала себя в «Джэки» и жила с каким-то хиппи, который не был на ней женат, но от которого у нее был сынишка по имени Джон. «Я всегда хотел иметь семью, – сказал как-то по телефону Джон своей сестре Джулии, работавшей школьной учительницей, – и вдруг оказалось, что у меня уже была семья».

Настоящей семьей для Джона были «Битлз». Так что вовсе неудивительно, что однажды он прикрыл ладонью телефонную трубку и спросил у Мэй: «Как ты относишься к тому, чтобы принять сегодня вечером Пола?» Ни о чем другом Мэй не мечтала так, как о том, чтобы Джон помирился с Полом, хотя во время их первой встречи в Калифорнии семейство Маккартни отнеслось к ней с нескрываемым пренебрежением. К тому же стоило Мэй отвернуться, Пол сообщил Джону, что недавно беседовал с Йоко, выразив уверенность в том, что брак Джона может быть спасен при условии, что Джон покается перед супругой. Джон окинул Пола ледяным взглядом и ответил, что не понимает, что тот имеет в виду.