– Этот арест – вполне закономерный итог нашей бестолковщины, – сказал Луис. – Сеть конспиративных квартир в Сантьяго мы начали формировать чуть ли не за месяц до путча, уверенные, что они не понадобятся. А те квартиры, что подобрали, были расположены не в лучших местах. Например, убежище для Корвалана мы подобрали в нескольких сотнях метрах от его настоящего дома. И пока мы туда с ним шли, как раз в день переворота 11 сентября, нам по дороге встретились многие, которые хорошо знали Лучо. Подозреваю, что среди них были не только те, кто симпатизировал правительству Сальвадора Альенде, но и наши враги. И им было нетрудно проследить наш путь.

А в самой квартире вышла и вовсе дикая с точки зрения конспирации история. Когда мы туда пришли, то обнаружили кучу людей. Оказывается, к хозяйке приехали родственники из Тальки. В итоге нам пришлось прибегнуть к запасному варианту. И ты можешь себе представить: он тоже располагался в двух шагах от дома Лучо!

Сказав это, Луис громко рассмеялся, а Дин стал озираться по сторонам, опасаясь, что кто-то может услышать их разговор. Заметив это, Луис развеселился еще больше.

– Ты что так озираешься, мы же не в Чили, – сказал он Дину. – К тому же испанским здесь вряд ли кто-то владеет. А тот, кто владеет, находится не за нашими спинами, а под столом. Столики в этом ресторане наверняка находятся на прослушке КГБ. Но нам и этого бояться не стоит. Ведь именно советские товарищи помогают нам теперь налаживать конспиративную сеть на родине.

– Значит, в Москву тебя привел отнюдь не конгресс? – спросил Дин.

– Угадал, – улыбнулся Луис. – Хотя благодаря ему я встретился со многими товарищами, и с тобой в том числе.

– А вы знаете, где содержится Лучо? – вновь задал вопрос Дин.

– Его держат в концлагере на острове Досон вместе с 35-ю другими видными чилийскими деятелями – руководителями блока «Народное единство» и членами правительства президента Альенде, – ответил Луис. – Среди этих людей бывшие министры Флорес, Пальме, Кадемартори, сенатор Монтес и другие. Против всех выдвинуто обвинение в государственной измене. Пиночет хочет любой ценой сфабриковать доказательства того, будто левые силы вынашивали план обезглавить вооруженные силы, ликвидировать весь офицерский корпус и расправиться с политическими деятелями, бывшими в оппозиции к блоку «Народное единство». Правые газеты уже вовсю пишут о существовании такого заговора: расписывают, что в развалинах разрушенного замка Ла Монеда найдены планы уничтожения высших армейских офицеров, руководителей оппозиции и журналистов с целью установления в стране коммунистической диктатуры. И находятся люди, которые этому вранью верят.

Последним словам Дин не удивился: печать всегда обладала мощным воздействием на умы и могла склонить на свою сторону даже самых стойких скептиков. Поэтому не удивили его и другие слова Луиса: о том, что в Чили объявилось очень много стукачей, которые готовы доносить хунте на противников режима.

– Газеты опубликовали коммюнике хунты, призывающее чилийцев доносить на чилийцев, – продолжил свой рассказ Луис. – Там же опубликовали телефон для доносчиков – 85—623 – и фотографии политических и общественных деятелей страны, за головы которых хунта сулит огромные деньги – 1 500 эскудо. Кроме этого, стукачам обещаны и все деньги, которые будут найдены у арестованных с их помощью людей. И желающие, представь себе, находятся. Мы подозреваем, что и Корвалана сдал кто-то из таких «крыс».

В это время симпатичные официантки подошли к их столику с подносами, и разговор пришлось прервать. Больше к теме ареста Луиса Корвалана друзья не обращались.

На следующий день распечатка этого разговора легла на стол Юрия Андропова, что было закономерно: ведь речь шла о лидере чилийских коммунистов. Шеф КГБ не обнаружил в высказываниях участников разговора никакой крамолы, однако сделал для себя один очень важный вывод: он понял, что чилийские подпольщики доверяют Дину Риду как себе. Видно, у них было достаточно времени для того, чтобы убедиться в его надежности.

С чилийскими товарищами Дин общался и на следующий день, 29 октября, когда присутствовал на митинге, посвященном переименованию улицы 7-я Песчаная в Москве в улицу имени Сальвадора Альенде. Была там и вдова Альенде Ортенсия Бусси, которая сообщила Дину, что сразу после конгресса отправится на Кубу.

– Наша с Сальвадором дочь ждет ребенка, – сказала компаньера Тенча (так в Чили называли жену президента).

Во время работы конгресса были у Дина и другие встречи. В частности, с Эве Киви, которая специально приехала в Москву, чтобы повидаться с Дином. На этот раз никаких скандалов между ними уже не происходило, поскольку оба уже успели привыкнуть к той ситуации, которая между ними сложилась. Киви, видимо, окончательно поняла, что винить Дина, по большому счету, не имеет права: не по его вине ему не удалось осесть в СССР, а в ГДР он мог переехать, только женившись на родственнице Хонеккера. Поэтому эту тему влюбленные уже не обсуждали.

Между тем их отношения продолжали беспокоить советское руководство. Ведь там прекрасно понимали, что если о них станет известно Хонеккеру, то его реакция на это дело может быть самой непредсказуемой. Хотя шеф КГБ Юрий Андропов был иного мнения на этот счет. Когда он принимал у себя в кабинете одного из руководителей контрразведывательного управления, ответственного за мероприятия, проводимые на конгрессе, и речь зашла о Дине и Киви, Андропов сказал:

– Мы в это дело вмешиваться не будем. Я достаточно хорошо изучил Дина Рида и сделал вывод, что резкие движения по отношению к нему могут только усугубить ситуацию. Надо сказать ему спасибо, что он не полез в бутылку, когда понял, что жить у нас ему не разрешат. И продолжает неплохо к нам относиться. А что касается реакции Хонеккера, то я хорошо знаю и его. Он политик до мозга костей и не станет жертвовать политикой ради адюльтера. К тому же он, думаю, прекрасно осведомлен о том, что Дин Рид – тот еще юбочник.

Стоит отметить, что сам Андропов весьма благоволил к актрисе Эве Киви и, хотя они не были лично знакомы, старался не пропустить ни одного фильма с ее участием. По словам самой актрисы: «О том, что я была симпатией Андропова, я узнала случайно от одного высокопоставленного чиновника, оказавшегося моим попутчиком. На показе в ЦК картины „Особых примет нет“, где я играла сестру Дзержинского Альдону, Андропов сказал, что я его любимая актриса.

Был и другой случай. Как-то я летела из Таллина в Москву. Моя хорошая приятельница, стюардесса, провожала меня в самолет через депутатский зал. По дороге шепнула: «Я тебя посажу с одним влиятельным человеком. Наверняка пригодится». В соседнее кресло сел представительный мужчина, помощник главного идеолога страны Михаила Суслова. «Знаете, вы очень нравитесь Юрию Владимировичу». «Да? Но я с ним не знакома», – ответила я…»

Конгресс миролюбивых сил закончился 31 октября, после чего Дин вернулся в ГДР. Там его застали события, которые с большим восторгом были встречены в Восточной Германии. А именно: бензиновый кризис в ФРГ. 25 ноября правительство ФРГ запретило своим гражданам заливать бензин в канистры, а чтобы предотвратить создание его запасов, установило предельную норму покупки. Эти трудности у соседей радовали восточных немцев, которые ничего подобного у себя не испытывали.