Когда же впоследствии папа Лев пожелал расписать кордегардию копьеносцев на уровне названных лоджий, Джованни помимо украшений всего помещения в виде путтов, львов, папских гербов и гротесков отделал стены под пестрый камень разных пород и тому подобные древние инкрустации, применявшиеся римлянами в их термах, храмах и других местах, как это можно видеть в Ротонде и портике Сан Пьеро. В соседнем, менее обширном, помещении для прислуги Рафаэль Урбинский изобразил светотенью прекраснейшим образом апостолов, стоящих во весь рост в табернаклях, а Джованни на карнизе этого помещения изобразил с натуры множество разноцветных попугаев, принадлежащих в то время Его Святейшеству, а также бабуинов, мартышек вонючих и других диковинных животных. Однако работа эта была недолговечной, ибо папа Павел IV, располагая там свои закутки и комнатушки, уничтожил это помещение, лишив этот дворец произведения искусства в своем роде единственного, чего сей святой муж не сделал бы, если бы обладал вкусом в области искусства рисунка.

Джованни написал также картоны для шпалер и мебельных тканей, которые затем были вышиты золотом и шелком во Фландрии, изобразив там путтов, играющих с гирляндами, украшенными эмблемами папы Льва, а также разных животных с натуры, и ткани эти редчайшей работы находятся во дворце и ныне. Подобным же образом расписал он гротесками картоны для ковров, находящихся в первых залах консистории.

В то время, когда Джованни был занят этими работами, в конце Борго Нуово, близ площади Сан Пьеро, строился дворец мессера Джованбаттисты дель Аквила, где Джованни собственноручно отделал лепниной большую часть фасада, и работа эта была признана в своем роде единственной.

Он же расписал и отделал лепниной всю лоджию виллы, выстроенной кардиналом Джулио деи Медичи под Монте Марио, где животные, гротески, гирлянды и вся отделка прекрасны так, что кажется, будто Джованни решил победить и превзойти самого себя. И потому кардинал этот, весьма ценивший его талант, помимо многих бенефиций его родственникам, пожаловал ему лично каноникат во фриульской Чивитале, который Джованни позднее передал своему брату. Когда затем тот же кардинал поручил ему на той же вилле выполнить фонтан, где из мраморной слоновьей головы вода через хобот изливается в водоем, он во всем воспроизвел точь-в-точь храм Нептуна (здание, незадолго до того обнаруженное в древних развалинах близ Большого дворца, которое все было украшено произведениями природы, относящимися к морю), добавив превосходные и разнообразные украшения из стука; мало того, он намного превзошел искусство этого древнего здания, красиво и точно изображая животных, раковины и бесконечное множество других тому подобных вещей. А после этого он создал еще один фонтан, но на этот раз вроде лесного источника, в углублении заросшего кругом рва, где вода весьма искусно капает и бежит струями, стекая по губчатым камням и сталактитам, поистине будто на самом деле. А на вершине этой пещеры с губчатыми камнями он поместил большую львиную голову, увенчанную гирляндами из венериных волос и других искусно сплетенных там трав; трудно поверить, сколько изящества придавало все это дикому месту, все уголки которого были отменно прекрасными и приятными сверх всякого вероятия.

Козимо I Медичи (1519 – 1574)

Представитель младшей ветви рода Медичи, ставший правителем Флоренции после того, как пресеклась ветвь наследников Козимо Старшего Медичи по мужской линии. Первым из этого рода добился от Папы титула герцога Тосканского, окончательно уничтожив флорентийскую республику. Верный семейным традициям, Козимо I покровительствовал искусству, но оно все более приходит в упадок во Флоренции. Огромные права получила при нем инквизиция, которая, с одной стороны, беспощадно преследовала всех противников герцога, а с другой, не допускала свободы в искусстве.

Во второй половине XVI века кризисные явления в общественно-политической жизни Флоренции привели к возникновению маньеризма как художественного стиля, который характерен взвинченностью и изломанностью линий, напряженностью поз, использованием едкой цветовой палитры, перегруженностью композиции и т. д. Это течение считается завершающим в культуре Возрождения; к живописцам маньеризма относят, в том числе, Якопо Понтормо, Франческо Сальвиати, Джорджо Вазари.

По окончании этой работы кардинал пожаловал Джованни орден святого Петра и отправил его во Флоренцию для отделки гротесками и лепниной одного из помещений палаццо Медичи, того, что на углу, где еще строитель его, Козимо Старший, устроил лоджию для удобства и собраний граждан по тогдашнему обычаю благороднейших семейств. И вот после того как лоджия эта была застроена по проекту Микеланджело, который превратил ее в помещение с двумя коленопреклоненными окнами, которые были первыми на наружных дворцовых фасадах в подобной манере и были забраны решетками, Джованни украсил весь свод лепниной и росписями, изобразив в тондо шесть шаров, герб дома Медичи, поддерживаемый тремя рельефными путтами, с величайшим изяществом и пристойностью. Помимо же этого он изобразил там очень много красивых животных и красивые гербы разных лиц и синьоров, принадлежащих к этому славнейшему дому, вместе с несколькими полурельефными историями из стука. Все же оставшиеся поля он расписал белым и черным на манер камней так отменно, что лучшего и вообразить невозможно. Четыре арки под сводом, одна в двенадцать локтей и остальные по шесть, остались не расписанными, и только много лет спустя, в 1333 году, восемнадцатилетний юноша Джорджо Вазари, находившийся тогда на службе у первого своего синьора герцога Алессандро деи Медичи, изобразил там истории с подвигами Юлия Цезаря, намекая на заказчика, вышеназванного кардинала Джулио.

Там же возле этого помещения на низком полукоробовом своде Джованни выполнил несколько вещей из очень низкой лепнины, а также и несколько исключительно редкостных росписей, которые исполнены были смело и с удивительным мастерством и изобиловали страшными и прихотливыми выдумками и понравились даже флорентийским художникам того времени, хотя они и привыкли к своей выпученной манере и, будучи нерешительными, в своих работах писали все только с натуры; впрочем, они и не очень хвалили Джованни и, не наберясь, вероятно, достаточно духа, не решались и подражать ему.

Джованни воротился после этого в Рим, где лоджию Агостино Киджи, которую расписал и заканчивал Рафаэль, опоясал большими гирляндами кругом вокруг ребер и распалубок свода, изобразив там всякого рода плоды, цветы и листья всех времен года с таким искусством, что все там будто отделяется от стены и кажется живым и совсем естественным. И столько разнообразных плодов и злаков можно в этом произведении увидеть, что, не перечисляя их друг за другом, скажу только, что есть там все, что когда-либо в наших местах производила природа.

Скончался засим Рафаэль, утрата коего огорчила Джованни сильно, и не стало также и папы Льва, а так как в Риме ни для искусства рисунка, ни для других доблестей места более не было, Джованни провел много месяцев на вилле названного кардинала Медичи, занимаясь вещами малозначащими. А после прибытия в Рим папы Адриана он не делал ничего другого, кроме небольших стягов для замка, какие он дважды изготовлял заново при папе Льве, вместе с большим знаменем на вершине последней башни. Еще четыре квадратные хоругви изготовил он после канонизации папой Андрианом блаженного Антонина, архиепископа флорентийского и св. Губерта, епископа одного из городов Фландрии. Одна из этих хоругвей с изображением названного св. Антонина была передана в церковь Сан Марко во Флоренции, где покоятся мощи святого, другую с названным св. Губертом водрузили в немецкой церкви в Риме Санта Мариа де’Анима, остальные же две были отосланы во Фландрию. Когда же верховным первосвященником стал Климент VII, Джованни, который имел уже с ним много дел, тотчас же возвратился из Удине, куда бежал от чумы, в Рим, где ему было заказано по случаю коронации папы украсить красиво и богато лестницу Сан Пьетро, а после этого было поручено вместе с Перино дель Вагой украсить несколькими картинами свод старой залы перед нижними помещениями между расписанными им лоджиями и покоями в башне Борджа. Джованни очень красиво разделил свод на части лепниной со многими гротесками и разнообразными животными, а Перино изобразил там повозки семи планет. Им оставалось расписать и стены той же залы, где когда-то Джотто, как пишет в его жизнеописании Платина, изобразил нескольких пап, убиенных за христианскую веру, почему помещение это и называлось когда-то залой мучеников. Но едва успели они покончить со сводом, как из-за злосчастного разгрома Рима работать далее стало невозможно, и потому Джованни, сильно пострадавший и лично и имуществом, снова возвратился в Удине, возымев намерение обосноваться там надолго. Вышло, однако, по-другому, ибо папа Климент по возвращении из Болоньи, где он короновал Карла V, вызвал Джованни в Рим, и после того как тот возобновил по его заказу стяги замка св. Ангела, он поручил ему расписать потолок большой главной капеллы св. Петра, той, где алтарь сего святого. А в это время умер фра Мариано, ведавший папской печатью, и место его занял Бастьяно венецианец, весьма известный живописец, а Джованни было установлено от папского казначейства жалованье в восемьдесят дукатов.