«Мое новогоднее желание уже сбывается, у меня будет сестренка! Вы молодцы, мам!» – вот именно такими словами.

Дома она скажет Людвигу. И папе скажет. И свекрови. Даже не так: папе и свекрови одновременно. Николай Ланской и Эмма Катарина Бастельеро-Хаас познакомились лишь сегодня, пока Людвиг был во дворце, но Ринке уже все было понятно по горящим глазам и летящим во все стороны искрам. Конечно, иномирский ученый с давно позабытыми дворянскими корнями – не пара для кронпринцессы…

«Я достаточно родовита, богата и самостоятельна, чтобы не обращать внимания на такие мелочи, – фыркнула ее высочество Эмма на прямой вопрос Ринки. Ну да, она же не могла не позаботиться о папе! Ученые ж как дети, тем более в новом мире! – А если кто-то посмеет встать у нас на пути…»

«Это точно буду не я!» – рассмеялась Ринка, и пошатнувшийся мир в семействе Хаас-Бастельеро-Ланских был восстановлен.

Впрочем, увлеченный беседой с доктором Куртом отец угрозы мировому равновесию все равно не заметил. Он даже на приветствие главе госбезопасности едва отвлекся, ведь у них с Петером слишком много идей и слишком мало времени!

Поглядев на диспут едва ли не с битьем тарелок, предваряющий рождение научного открытия, Ринка подумала, что если фрау Эмме и придется ревновать герра Ланского, то исключительно к науке. Для актрисок кордебалета тут определенно не будет места.

Впрочем, ради своих прекрасных дам ученые даже временно отложили диспут. Ненадолго!

Доктор Курт с такой нежностью смотрел на свою супругу, что Ринка не могла не умиляться. А папа с такой страстью целовал руки ее высочества Эммы Бастельеро-Хаас, что Ринка даже поспорила с Фаби: сделает он ей предложение прямо сегодня или растянет удовольствие на недельку.

– Ты счастлива, любовь моя? – шепот Людвига и прикосновение его губ к ушку вывели Рину из приятных воспоминаний.

– Счастливее всех на свете. – Ринка сжала руку мужа.

– Гельмут говорит, сегодняшняя прима великолепна. Ни разу еще не слышал мефрау Лорелей. Я в предвкушении!

– Я тоже, – ответила Ринка, и тут ее ушей коснулся шепот. Такой тихий, что она невольно насторожилась.

– …и тут черная-черная рука… – страшным голосом рассказывал Фаби.

Ринка хмыкнула, а сидящая рядом с ней Эмилия Энн недовольно покосилась на группу ангелочков, занимающую левый край ложи. Трое мальчишек в черных фраках и одна девчонка в белых кружевах с мордашками повышенной невинности делились друг с другом фольклорными находками и дружно хихикали, нарушая, к Барготовым подштанникам, всю серьезность мероприятия.

Правда, сам король не обращал внимания на мелких шалунов. Его взгляд был прикован к паре, прогуливающейся по партеру близ сцены. Высокий брюнет в алом и почти такая же высокая платиновая блондинка в черном (и в черной полумаске) рассматривали сцену, а его величество рассматривал их. Особенно блондинку. Видимо, его взгляд привлекло единственное яркое пятно в ее образе: заколка в высокой прическе. Весьма необычная заколка – череп из черненого серебра с глазами-рубинами такого размера, что сделали бы честь императорской короне.

– Герман, кто это? – не выдержал король, когда пара отошла от сцены и направилась к выходу из партера.

– Как видит ваше величество, герр Ашшас.

– Герман!.. – почти прошипел король.

– Незнакомка инкогнито, ваше величество. – Герман улыбнулся. – Прикажете пригласить ее в вашу ложу?

– Хм. Пригласи. И вели поставить еще одно кресло рядом со мной. Инкогнито, значит…

– Как прикажет ваше величество.

Аш с русской княжной вошли в ложу за минуту до третьего звонка.

– Мефрау Чайка, прибыла в Виен инкогнито, – представил ее Герман.

Княжна присела в изящном реверансе и одарила короля насмешливым взглядом. Никакого пиетета перед напыщенной коронованной особой она явно не испытывала.

– Несказанно рад, что столь прекрасная птица залетела в наш скромный город. Надеюсь, опера вам понравится. Прошу вас, – король указал княжне место рядом с собой.

– Слишком большая честь для обычной птицы, – усмехнулась княжна.

– Никогда раньше не встречал черных чаек, – парировал Гельмут. – Садитесь, дорогая, все равно все остальные места заняты.

Вот тут Ринка чуть не испортила королю и княжне романтическую игру. Так захотелось процитировать Чехова с его «трауром по загубленной жизни», что пришлось прикусить губу и прикрыться веером. По счастью, прозвенел третий звонок и заиграла увертюра.

– Необыкновенная музыка, вы не находите, дорогая? – продолжил охмурение будущей жены Гельмут.

– Необыкновенная, вы правы. Может быть, ваше величество знакомы с композитором?

– С композитором знаком мой кузен, Людвиг. Да, тот самый, что рассматривает вашу оригинальную заколку.

– Я бы хотела…

– Конечно, дорогая. Думаю, вам будет весьма интересно…

Ринку снова потянуло на хи-хи. Интересно, как Гельмут будет представлять своей невесте трехсотлетнее умертвие? И не придется ли ему страдать от ревности в компании тетушки Эммы? Русская княжна явно интересуется умертвиями, драконами и порталами куда больше, чем арийским красавцем, распускающим перед ней хвост. Похоже, в семье Хаас любовь к ученым заложена в генах.

Впрочем, от хи-хи ее отвлекла музыка. Ринка искренне наслаждалась постановкой ровно до того момента, как на сцене явилась прима. Нет, до того момента, как прима открыла рот и запела.

– Барготовы подтяжки, – страдальчески шепнул Людвиг.

– Думаешь, ее пытались ими удавить? – так же тихо поинтересовалась Ринка.

– Очень на то похоже. Я всегда догадывался, что музыкальный слух не относится к достоинствам нашего монарха, но чтобы настолько…

– Великолепно, вы не находите? – словно не слыша кузена, обратился Гельмут к своей княжне.

– О да, выдающийся вокал, – с ледяной вежливостью ответила та.

Вот и первая размолвка, подумала Ринка. Недолго ждать пришлось. Ну а что ты хотел, арийская бестия? Восхищаться любовницей при будущей жене – глупость, достойная истинного мужчины! Пфе!

– Не фыркай так громко, радость моя, – шепнул, давя смех, Людвиг. – Гельмут не виноват, что…

Договорить Людвиг не успел, потому что со сцены донесся задушенный хрип, оркестр замолк, и на зал упала пораженная тишина. Ринка тут же посмотрела на сцену – и чуть не… то есть очень даже выругалась вслух.

Примадонна стояла в картинной позе, схватившись за горло и тараща густо накрашенные глаза. И не могла издать ни звука!

– Кто?.. Да пришлите же к ней врача! Герр Мессер! – первым отмер Гельмут.

На сцене засуетились, занавес упал. Зал встревоженно загудел.

– Людвиг, что с ней?