Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Морейн вздохнула.
— Я буду хранить надежду, пока не пойму, что ее больше нет. Я отказываюсь верить, что Темный может одержать победу так легко и просто. Я найду всех троих живыми и невредимыми. Я должна в это верить.
— Я тоже хочу найти мальчиков, — сказала Найнив, — Но что с Эгвейн? Вы ни словом о ней не обмолвились, и сколько я вас ни спрашивала, ничего мне не отвечали. У меня было такое впечатление, будто вы собирались забрать ее в... — она глянула на сидящих за другими столами и произнесла шепотом, — ...в Тар Валон.
Айз Седай мгновение изучала столешницу, прежде чем посмотреть на Найнив, а потом та даже отшатнулась от вспыхнувшего на лице Морейн гнева, от которого ее глаза чуть ли не светились. Затем Найнив выпрямилась, в ней вскипел ее собственный гнев, но не успела она сказать хоть слово, как холодно заговорила Айз Седай.
— Я надеюсь найти живой и невредимой и Эгвейн. Я не отказываюсь с легкостью от молодых женщин с таким большим даром, раз уж обнаружила их. Но будет так, как плетет Колесо.
У Найнив под ложечкой вспух холодный комок. Значит, я одна из тех молодых женщин, от которых ты не отказываешься? Мы еще посмотрим, Айз Седай. Испепели тебя Свет, это мы еще посмотрим!
Еду они закончили в молчании и в молчании же проскакали через ворота и направились по Кэймлинскому Тракту. Взгляд Морейн не отрывался от горизонта на северо-востоке. Позади них жалось в страхе запачканное дымом Беломостье.
Илайас двигался по бурой травянистой равнине так, словно намеревался наверстать потерянное со Странствующим Народом время, направившись скорым шагом на юг; даже Бела была рада отдохнуть, когда спустились сумерки. Тем не менее, несмотря на явную спешку, он принимал такие меры предосторожности, которыми ранее пренебрегал. Вечером путники разжигали костер, только если находили валежник. С сушнины Илайас не позволял им сломать даже веточки. Костры он разводил небольшие, и огонь бородач прятал в старательно выкопанной ямке, срезав предварительно пласт дерна. Приготовив еду, Илайас сразу забрасывал угли землей и укладывал дерн на место. Перед тем как вновь пуститься в путь при сером обманчивом рассвете, он дюйм за дюймом осматривал место ночевки, проверяя, не осталось ли следов, по которым можно определить, что здесь кто-то был. Он даже камни переворачивал в изначальное положение и выпрямлял примятые травы. Действовал Илайас быстро, никогда не тратя на это больше нескольких минут, но ни разу не вел отряд дальше, пока не удовольствовался результатом осмотра.
Перрин не думал, что какие-то меры предосторожности уберегут его от снов, но когда он начинал задумываться о том, против чего они могут помочь, ему хотелось, чтобы опасность грозила только в снах. Первое время Эгвейн обеспокоенно спрашивала, нет ли позади троллоков, но Илайас лишь качал головой и все поторапливал ребят. Перрин не говорил ничего. Он знал, что троллоков поблизости нет, волки чуяли лишь траву, деревья да мелких зверушек. Не страх перед троллоками гнал Илайаса, но нечто другое, в чем даже сам Илайас не был уверен. Волки тоже ничего об этом не знали, но, ощутив непрестанную осторожность Илайаса, они начали разведывать местность вокруг, словно бы опасность бежала за ними по пятам или ждала в засаде за следующим пригорком.
Местность шла теперь длинными, перекатывающимися, словно волны, увалами, слишком низкими для холмов и протянувшимися поперек пути. Ковер жесткой травы — зима все же ослабевала, и ее отступление отмечалось пятнами буйно разросшейся растительности — раскинулся перед путниками, по нему пробегала рябь от восточного ветра, который не встречал перед собой препятствий на сотню миль. Лес распался на редкие, разбросанные там и тут небольшие рощицы. Негреющее солнце без охоты поднималось над горизонтом.
Среди этих приземистых гряд Илайас, как мог, следовал складкам местности, избегая лишний раз подниматься на гребень. Заговаривал он редко, и уж если говорил, то...
— Вы понимаете, как много времени уходит на то, чтобы обойти каждый проклятый холмик, вроде этого? Кровь и пепел! Да я до лета провожусь с вами, прежде чем смогу сбыть вас с рук. Нет, мы не можем идти напрямик! Сколько раз я должен говорить? У вас есть хоть какое-то представление, пускай даже самое слабое, о том, как выделяется человек, стоящий на гребне такой вот гряды в подобной местности? Сгореть мне, но мы мечемся в разные стороны столько же, сколько продвигаемся вперед. Змеей извиваемся. Я бы со связанными ногами быстрее шел. Ну что, будете на меня пялиться или все-таки пойдем?
Перрин обменялся взглядами с Эгвейн. Та показала язык спине Илайаса. Никто из ребят ничего не сказал. Один раз, когда Эгвейн возразила, что, мол, именно Илайасу вздумалось идти в обход каждого холма и нечего их винить за эти виляния, ей была прочитана нотация о том, как далеко разносятся звуки, о том, что негромкое ворчание за милю может быть услышано как грохот. Выговор бородач произносил, не оборачиваясь, через плечо, и ни на секунду не замедлив шаг.
Говорил Илайас или нет, но глаза его беспрерывно шарили окрест, иногда пристально всматриваясь, словно было на что смотреть среди однообразной грубой травы, что росла под ногами. Если он что и видел, то Перрин ничего не замечал, как не замечали и волки. Лоб Илайаса пробороздили новые морщины, но он ничего не объяснял: ни того, почему нужно торопиться, ни того, что, как он опасается, преследует их.
Порой перед путниками поднималась гряда длиннее обычной, протянувшаяся на мили и мили на восток и запад. Даже Илайасу приходилось соглашаться, что если обходить ее, то такой маневр уведет их слишком далеко в сторону. Тем не менее он не позволял просто перевалить через гребень. Оставив ребят у подножия склона, он ползком подбирался к вершине, внимательно и настороженно разглядывал открывающуюся по ту сторону местность, как будто волки и не пробегали здесь, осматриваясь, десять минут назад. Эгвейн и Перрину приходилось ждать его у основания гряды, а минуты текли, словно часы, груз неизвестности давил на них. Эгвейн покусывала губу и машинально щелкала бусами, подаренными Айрамом. Перрин упрямо ждал. Желудок у него сжимался в комок, но юноша старался сохранять на лице спокойствие, сдерживая обуревающее его смятение.
Волки предупредили бы нас, возникни какая опасность. Было бы замечательно, если б они ушли восвояси, если б они просто исчезли, но сейчас... сейчас они нас предупредят. Что он там высматривает? Что?
После долгого осмотра — над краем гряды лишь глаза — Илайс всегда подавал своим спутникам знак рукой, разрешая идти вперед. Каждый раз путь впереди был свободен, пока в очередной раз они не натыкались на гряду, обойти которую не могли. У третьего такого подъема желудок Перрина взбунтовался. Горечь подкатила к горлу, и он понял, что, если придется ждать еще хотя бы пять минут, его вырвет.
— Я... — Он сглотнул. — Я тоже схожу.
— Держись ниже, — все, что сказал Илайас.
В этот момент Эгвейн спрыгнула с Белы.
Мужчина в одежде из шкур надвинул свою круглую шапку на лоб и исподлобья пристально посмотрел на девушку.