того, чтобы просто отрицать всё, кроме себя, то есть отрицать то, что невозможно. Невозможное становится отрицаемым, а этот Абсолют, в который вырождается плерома, становится отрицающим. И то, что мы называем апофатическим негативом, Абсолютом, – то, что в традиционных метафизиках выступает как Брахман, Эйн Соф и так далее, – это некий горизонтик «павшего» – бывшей плеромы, которая стала косой, отрицающей всё, кроме себя, единственная функция которой – скрывать, что центром и содержанием Мысли является невозможное. Невозможное просто объявляется отрицаемым, и фундаментом Мысли является отрицаемое.

Этот Абсолют – он же внутри себя пуст и не самодостаточен, потому что он живет только исключением, он живет эксклюзивно, то есть он исключает («этого быть не может, этого быть не может»), имея в виду самое главное: «Этого не может быть, потому что оно – вне меня», то есть всё, что «вне меня» – исключается. И из этой негативной пустой ограниченности рождается возможность. Но возможность рождается после невозможного, то есть сначала у нас есть невозможное как скандал, а возможное рождается как конечное. Возможное и конечное – это синонимы, то есть возможное – это и есть конечное.

…Возможное появляется как точка. Это есть нечто обратное – как в камере-обскуре или негативной фотографии. Вот Абсолют, который не имеет ограничений, – он пустой, он отрицает всё, кроме себя, у него нет границ, которые он всё время снимает, – а точка тоже не имеет границ, потому что она не имеет измерений, то есть она в некотором роде тоже является бесконечностью, но инвертированной. Это инвертированная бесконечность. Сущность инверсии выступает просто по отношению к другому, то есть она является точкой, ограничивающей сам Абсолют, которую Абсолют должен снимать, то есть отрицать эту точку. В этой точке как бы проявляется и манифестируется сокрытое невозможное. Самого сокрытого невозможного мы не видим, зато мы можем видеть точку, возникшую из «слабости» пустого Абсолюта, которая этот пустой Абсолют будет отрицать.

Эта точка и есть начало Бытия, оно есть то Бытие в чистом виде, которое проецируется на пять парадигм, или на пять моделей: это уникальность, альтернативность, возможность не быть уникальному, возможность не быть альтернативному, возможность не быть ничему. Два утвердительных момента – возможность быть только этому, второй – возможность быть чему-то, подобному этому. А три момента – возможность не быть только этому, возможность не быть ничему, подобному этому, возможность не быть ничему – это тоже составные части Бытия. То есть Бытием мы называем сферу конечного. Они являются идеями, которые как идеи по сути своей противоположны Мысли.

Идея противоположна Мысли, потому что суть идеи – в тождестве, а суть Мысли – в нетождестве.

Чистая Мысль несет в себе, в своем центре, невозможное. Она является Всем, которое на самом деле концентрирует внутри себя то, что является сверх того, что Всё, сверх плеромы. Но это невозможно, поэтому оно не имеет ничего, кроме динамики сокрытости.

Мысль является трансфинальным состоянием трансцендентного Субъекта, внутри которого как бы есть идея Величия.

Эта идея Величия всегда здесь и теперь, она всегда имманентна. Вот идея абсолютного Величия – это плерома.

Превосходство этого Величия заключается только в лишенности, в «привационности»[50]. Как выразить то, что Мысль утверждает превосходство над величием? Она утверждает антивеличие, то есть она утверждает нищету, лишенность. А эта лишенность, в которой выражается нечто большее, чем само величие во всей его полноте, есть абсолютное Зло. Оно есть абсолютное Зло, потому что это именно лишенность, потому что сверхвеличие, превосходство над величием, иначе никак нельзя выразить, кроме как через идею абсолютного Зла, то есть отсутствия реального утверждения, то есть это неутверждение. Вот это абсолютное Зло до какого-то момента внутри самой Мысли есть то, что выступает в роли трансцендентного, то есть это лишенность.

Но это невозможное – пассивная имманентность. Потому что эта лишенность какая? Это лишенность чаши[51], которая пуста. Почему она пуста? Потому что она, эта чаша, вмещает в себя абсолютно всё, а вот есть нечто, которое превосходит возможности этой чаши, поэтому эта чаша обозначает собой то, что в ней не может заключаться по своему принципу превосходства. И сама эта чаша, которая пуста, – это лишенность, пассивная лишенность, пассивная имманентность. Но ведь есть то, что является предметом лишенности. То есть что оно, что не вошло в эту чашу? Что это оно, что превосходит саму идею Величия, саму идею позитива, саму идею утверждения? Ведь в том-то и дело, что превосходит саму идею утверждения как Всего, снимает идею утверждения, потому что всегда по отношению к любому Величию, к любой плероме, к любой полноте, мы говорим «иное» как невозможное. Иное как невозможное, которое концентрируется в том, что вся последняя финальная реальность обваливается в обрыв отсутствия, в обрыв тотального отсутствия, в обрыв отсутствия утверждения, – всё обваливается в отсутствие утверждения. И это есть чистое Зло.

Таким образом, невозможное в какой-то момент становится тотальным утверждением, но это не конечная фаза, потому что она преодолевается. Лишенность заменяется тем, что является предметом лишенности. А предмет лишенности таков, что ни невозможное, ни отрицание невозможного не вмещают его в себя.

Сущность и тайна Мысли в том, что она стремится преодолеть это абсолютное Зло, потому что лишенность и предмет лишенности – это две стороны одной монеты, которая называется имманенция, – лишенность и то, что является предметом лишенности, то, почему всё является чистой лишенностью. Всё является чистой лишенностью, потому что есть предмет лишенности, который не входит ни во что, превосходит всё, – его просто нет. Это абсолютное Зло.

Трансцендентное не видит себя в предмете лишенности, оно не тождественно ему, и в этом его победа, и в этот момент трансцендентное является нам как полностью освобожденное от отсутствия, оно является нам как утверждение, которое может быть взято только с конца трансцендентного. Утверждение может быть только трансцендентным. Плерома здесь не может быть утверждением, потому что по отношению к ней всегда есть идея превосходства, которая упирается в Зло, но она просто не схватываема, и поэтому реальность не закрыта, не исчерпана, реальность обваливается в некую безосновность. Но сущность трансцендентного в том, что оно не тождественно этому, потому что принцип нетождественности несется самой Мыслью и цель этой Мысли – получить посвящение в собственный принцип. Иными словами, жизнь этой Мысли в динамике – это посвятить трансцендентный Субъект в Его истинное предназначение, в Его истинную природу, то есть освободить Его от того, что превосходство над Величием может явиться только в форме негатива. Освободить Его от негатива – то есть явить утверждение через абсолютное нетождество.

Идея – это тождество; можно как бы не