По всему моему телу пробежала леденящая кровь дрожь, подозрительно похожая на панику. Полный отчаяния, я попытался отыскать в охватившем меня параличе хоть какие-нибудь признаки приближающегося выздоровления. Нервная система «Хумало» все ещё никак не могла прийти в себя. Я чувствовал, что из-за отсутствия мигательного рефлекса пересохла слизистая оболочка глазных яблок. Расплывчатое изображение Кавахары, вернувшейся от стола, выжидательно протянуло руку к Трепп.

— У меня нет ножа.

Из-за гула и дребезжания в ушах твердо поручиться я бы не смог, но мне показалось, что в голосе Трепп прозвучало неповиновение.

— Ничего страшного. — Кавахара сделала несколько широких шагов и скрылась из виду. Её голос стал тише. — Тут найдется кое-что вместо ножа. А ты свистни кого-нибудь из охраны, чтобы оттащить этот мешок с дерьмом к одному из фильтрационных отсеков. По-моему, свободны седьмой и девятый. Воспользуйся коммутационным разъемом на столе.

Трепп колебалась. Я почувствовал, как что-то упало — крошечный кусочек льда, оттаявший и отвалившийся от застывшего айсберга моей центральной нервной системы. Веки со скрипом опустились, поднялись, опустились снова. От этого очищающего прикосновения на глаза навернулись слезы. Трепп, увидев это, застыла, не делая ни шага по направлению к столу.

Пальцы моей правой руки задрожали, согнулись. Я почувствовал, как начинают напрягаться мышцы брюшного пресса. К глазам вернулась способность двигаться.

Послышался приглушенный голос Кавахары. Должно быть, она находилась в другом помещении, за аркой.

— Они идут?

Лицо Трепп оставалось безучастным. Она оторвала взгляд от меня.

— Да, — громко произнесла она. — Будут здесь через пару минут.

Я приходил в себя. Что-то заставляло нервы оживать, шипя и искрясь. Я чувствовал, как меня начинает бить холодная дрожь, и вместе с этим воздух, попадающий в легкие, терял плотную удушливость. Это означало, что действие бетатанатина заканчивается быстрее, чем должно было быть. Однако мои конечности словно налились свинцом, а пальцы, казалось, были в толстых шерстяных перчатках, по которым пропускали слабые разряды электрического тока. Нечего и думать о том, чтобы вступать в схватку в таком состоянии.

Моё тело всем весом прижимало левую руку к палубе. Правая рука была откинута под неестественным углом. Мои ноги, самое большее, смогли бы удержать меня в вертикальном положении. Выбор действий был очень ограниченный.

— Вот и хорошо.

Я ощутил на плече руку Кавахары. Меня перевернули словно рыбу, которую собираются выпотрошить. Лицо Кавахары превратилось в маску сосредоточенности; в руке она держала плоскогубцы с заостренными губками. Поставив колено на грудь, Кавахара придавила меня к полу, раскрывая пальцами веки на моем левом глазу. Подавив желание заморгать, я сохранил полную неподвижность. Плоскогубцы приближались, приоткрытые на полсантиметра.

Я напряг мышцы запястья, и нейрозащелка выбросила нож «Теббит» в руку.

Я ударил наотмашь.

Я целился Кавахаре в бок, под последнее ребро, но сочетание шокового заряда и отходняка после бетатанатина дало себя знать. Нож лишь полоснул ей левую руку чуть ниже локтя, наткнулся на кость и отскочил назад. Пронзительно взвизгнув, Кавахара отпустила мой глаз. Разумеется, плоскогубцы тут же нырнули вниз, попали мне в скулу и проткнули мягкие ткани щеки. Я ощутил смутную боль. Левый глаз затянуло кровью. Я снова сделал слабый выпад ножом, но на этот раз Кавахара успела отпрянуть в сторону и отразила удар раненой рукой. Она опять взвизгнула, и моя перчатка, колющая электричеством, разжалась. Рукоятка ножа скользнула по ладони, и я остался безоружен. Собрав всю оставшуюся энергию в левую руку, я нанес хук снизу, попав Кавахаре в висок. Она скатилась с меня, зажимая окровавленную руку, и на мгновение мне показалось, что рана оказалась достаточно глубокой для того, чтобы достать до кровеносных сосудов составом Ц-381. Но нет, Шейла Соренсон сказала, что цианид сделает свое дело за время, требующееся на пару вдохов.

Кавахара, шатаясь, поднялась на ноги.

— Какого хрена ты ждешь, твою мать? — ядовитым тоном спросила она у Трепп. — Пристрели этот кусок дерьма, живо…

Она осеклась на последнем слове, прочтя правду на лице Трепп за мгновение до того, как та потянулась за убранным в кобуру шоковым пистолетом. Возможно, правда дошла только сейчас и до самой Трепп, потому что она действовала слишком медленно. Отбросив плоскогубцы, Кавахара резко выхватила из-за пояса осколочный пистолет и шокер, наводя их на грудь Трепп до того, как её оружие успело наполовину покинуть кобуру.

— Ах ты вероломная гребаная сучка, — бросила Кавахара, и в её недоуменном голосе прозвучал грубый акцент, который я никогда раньше не слышал. — Ты ведь знала, что он приходит в себя, так? Ты — труп, долбаная стерва!

Шатнувшись, я бросился на Кавахару как раз в тот момент, когда она нажала на спусковые крючки. Послышались выстрелы, ультразвуковой вой осколочного пистолета и резкий электрический треск шокера. Краем глаза я смутно увидел, как Трепп судорожно попыталась вытащить свое оружие до конца, но это ей не удалось. Она повалилась на пол с комичным выражением удивления на лице. В это самое мгновение моё плечо врезалось в Кавахару, и мы отлетели назад, к наклонному окну. Кавахара попыталась выстрелить в меня, но я обеими руками отбил пистолеты в стороны и обхватил её за талию. Она ударила своей раненой рукой, и мы повалились на скошенное стекло.

Шокер, вывалившись из руки Кавахары, с грохотом полетел по полу, но она смогла удержать осколочный пистолет. Он описал дугу в мою сторону, однако я в последний момент неуклюже отвел его вбок. Другой рукой я ударил Кавахару в голову, промахнулся и попал ей вскользь в плечо. Свирепо оскалившись, она ударила меня головой в лицо. Мой нос сломался, наполнив рот привкусом сельдерея. Почему-то возникло острое желание глотнуть эту кровь. Кавахара навалилась на меня, прижимая к наклонному стеклу и что есть силы колотя кулаками в грудь. Мне удалось отразить два или три удара, но энергия быстро вытекала из тела, и мышцы рук теряли интерес к происходящему. Внутри все опять начинало неметь. Кавахара увидела, что схватка закончена, и её лицо, нависшее надо мной, исказилось в зверином торжестве. Она напоследок ударила ещё раз, прицельно, в пах. Согнувшись пополам, я сполз по стеклу и застыл бесформенной грудой на полу.

— Это тебя надолго успокоит, приятель, — тяжело дыша, проскрежетала Кавахара, рывком поднимаясь на ноги. Под растрепанным изяществом прически я вдруг увидел лицо, которому принадлежал непривычный акцент. Должно быть, именно это жестокое удовольствие видели её жертвы в Городке Ядерщиков, когда она заставляла их пить воду из матово-серой фляги. — Полежи здесь немного.

Тело сообщило, что выбора у меня нет. Получив пробоину, я быстро тонул под тяжестью химических препаратов, словно ил обволакивающих мой организм, и нервных окончаний, не успевших оправиться от шокового заряда. Я попытался поднять руку, но она плюхнулась вниз как рыбина, проглотившая килограмм свинца. Увидев это, Кавахара ухмыльнулась.