– Вот видишь, он бредит, просто бредит. У него жар! Он ничего не разберет, уверяю тебя!

– Я боюсь…

– Ерунда! Я приказываю тебе – ступай к нему сейчас же. Судьба посылает нам случай! И не забудь отрезать клок с его нижней одежды, а то нам никто потом не поверит.

Тэдзуми не шевелился и, прикрыв глаза, притворялся спящим, следя за происходящим из-под опущенных век. Девчонка на четвереньках вползла в комнату и, подобравшись к нему ближе, потрогала за руку. Тэдзуми не стал ее пугать и лишь вяло-безопасно пробормотал «во сне»:

– Ну-ну…

Ее руки стали решительнее, девушка приподняла край его покрывала и стала моститься рядом, щекотно теребя край его кимоно дрожащими торопливыми пальцами. Тэдзуми еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Весь замысел старика отца был безыскусен и незатейлив: пока гость пребывает в полубреду, подложить ему свою дочурку, а затем принудить если не к ответу, так к выплате отступного. Видно, у них все же имелись какие-то документы о самурайском происхождении, иначе с чего бы им так расхрабриться?

В тот момент, когда женские руки стали особенно нахальными, а Тэдзуми больше не мог терпеть ужасной щекотки, он вскочил и, схватив девицу за горло, швырнул на пол. Она даже ойкнуть не успела, как была прижата к полу. Ее отец застонал, присев на четвереньки в проеме двери, не осмеливаясь броситься на помощь. Не разжимая рук, Тэдзуми бросил за спину:

– Сиди, где сидишь! Что за шутку вы тут хотели со мной сыграть?

Старик затряс жидкой бороденкой и заклокотал глоткой, и Тэдзуми слегка сдавил горло его дочери – совсем немного, только чтобы она пожалобней пискнула, – и отец сразу все выдал. Немного заикаясь, он рассказал их незамысловатую историю: про обольщение дочери, про ее теперешнее тягостное положение, про их позор в деревне и безысходную нищету.

Тэдзуми выслушал все это молча, уже убрав пальцы с шеи несчастной. По чести говоря, ему не было жаль этих людей. Глупая, расхожая история, какие случаются время от времени в деревнях. Старо, как мир, и очень скучно. А он еще размышлял здесь о пути, карме, вопросах судьбы. И чуть не «потратил» на них один из вишневых лепестков, так много для него значивших!

– А еще, – прибавил крестьянин, с досадой морщась, – сюда повадились христианские проповедники и так долго толковали о милосердии, что я уж понадеялся: не заберут ли они ее с собой? Да только кому она нужна?

– Христиане? Здесь? – На миг, невесомым крылом бабочки, души Тэдзуми коснулось беспокойство, но мгновенно улеглось.

Окончательно смутив крестьян, он вдруг тихо засмеялся и проговорил, получая удовольствие от того, что только что вдруг родилось в душе:

Поздний час. Тишина.

Суетясь, пролетели два гуся.

Смотри, не смотри им вслед —

Серп Луны не изменит свой путь.

Он достал из свисающего с пояса кошелька несколько крупных монет и вложил в руку присмиревшего старика. Тот было бросился благодарить, но Тэдзуми остановил его резким жестом и почти наставительно изрек:

– Мне следует продолжить мой Путь. Мой Путь – вам не понять этого! Но мой отец учил, что любое дело следует довести до конца. Я завершаю начатое вчера, но мне неприятны ваши благодарности.

Меньше чем через час он уже шел по дороге, ведущей в столицу.

* * *

Шагая по направлению в Эдо, Тэдзуми вдруг обнаружил, что его мысли все возвращаются к несчастной крестьянской девушке и печалят его. Точнее сказать, не то чтобы печалят, а как будто намекают на что-то, действительно его касающееся. И касающееся, вот именно, печально.

Ему не пришлось долго ломать голову. Впечатления, неясно роящиеся в голове – девушка… несчастная судьба… одна… некому защитить… – сконцентрировались и материализовались в одно емкое для него имя – Юки. Конечно, Юки! Несомненно, она!

Облачком проплыл перед его мысленным взором и невесомо лег на ладонь первый лепесток – Юки…

Какие нежные письма они писали друг другу последние полгода, как ласкова была Юки в своих посланиях к Тэдзуми, как поэтично обращалась к нему! «Месяц за месяцем – все более поэтично!» – хмыкал отец. Но Тэдзуми не принимал его намеков. И вдохновенно вырисовывал ее имя, где иероглиф «ки» со смыслом «умение» возводил имя Юки к значению «мастерица». Ему нравилось это ее новое имя, полученное при посвящении в гейши, и старым он ее больше не поминал.

Когда перед уходом в столицу он поделился с отцом своим намерением разыскать дочь их соседа в квартале Ёсивара в Эдо, отец не сразу произнес, печально отвернувшись к окну:

– Того изящно-субтильного создания, которое ты знал в детстве, боюсь, уже не стало. Не стоит больше поэтизировать ее образ, сынок. Не будь таким романтиком. Впрочем, коли ты полагаешь, что в ней – твоя судьба…

Не договорив, он вздохнул и развел руками.

В истории Юки не было ничего необычного: обедневшие родители заключили на девушку контракт с пронырливым владельцем одного из увеселительных домов столичного квартала Ёсивара, «квартала любви», или, как его называли чаще, «веселого квартала». Юки должна была вернуться по истечении пятилетнего контракта к родителям. Могла, правда, и остаться в Ёсивара, буде на то ее желание и успех у клиентов. И – могла быть досрочно выкуплена. Кем угодно.

О последнем варианте и подумывал Тэдзуми. И уж конечно не потому, что девушки из Ёсивара считались в деревнях хорошими невестами, приобретшими столичный лоск и поэтическое образование. Об этом мечтают только деревенщины-простолюдины! Просто Тэдзуми питал к Юки с самого детства особые чувства: странную смесь нежности и романтического (быть может, даже слишком!) преклонения перед ее хрупкостью.

Они выросли вместе. Бегали по окрестным холмам, швыряли в речку камешки, болтали ногами в ручье, пробуя воду перед купанием. Но что поделаешь, если в ее семье последние годы случалась беда за бедой, и теперь этот ужасный контракт с Ёсивара стал единственной возможностью избавить их род от бесчестья долгов. У Тэдзуми больно стучало сердце, когда он представлял бедняжку Юки, исполняющей обязанности своего нового ремесла гейши.

Как ни верил Тэдзуми отцу, мысль, что его подружка детства – хрупкое соцветие, нежный весенний росток – изменилась в худшую сторону, была невыносима. И требовала от Тэдзуми проверки, личной проверки. Гд е она теперь живет, Тэдзуми не знал, ведь переписку ей дозволялось вести только через хозяина. Так они и делали. Его же адрес мог оказаться подставным. Так что разыскивать, может так статься, придется сначала ее хозяина.

Он не думал о том, что будет, когда удастся (если удастся!) выкупить Юки. Может быть, он даже женится на ней. Отец, уважающий чужую свободу, не станет возражать. Хотя, как Тэдзуми подозревал, и одобрения от отца он также не получит. Что ж, там будет видно. Пока надо было бы добраться до Юки. Они не виделись около полугода.

* * *

Проведя несколько месяцев в тиши провинции – в уединенных тренировках и медитациях, – Тэдзуми несколько поотвык от столичного шума и суеты, но он любил Эдо. За несколько последних лет Тэдзуми повидал разные города, ему было с чем сравнить столицу сёгуна.