О глубине неверия в лояльность поляков свидетельствуют и лихорадочные действия имперских ведомств в условиях нарастающей угрозы войны. Уже давно отказавшись от всех планов по дальнейшей русификации Привислинского края, в 1913–1914 годах они пытались хотя бы в приоритетных с военной точки зрения сферах и в стратегически важных пунктах осуществить частичное укрепление «русского элемента». Считалось вероятным братание между поляками с российской и германской или австро-венгерской стороны, направленное против России, и ему хотели таким способом воспрепятствовать, однако вплоть до начала войны этим запоздалым усилиям не суждено было никакого успеха817.

В конечном счете у имперских административных элит в эти последние довоенные годы уже не имелось никакой концепции относительно того, что делать дальше с Привислинским краем. У имперских чиновников явно опустились руки, и безвыходность ситуации они вполне осознавали. Успокаивающе действовала, пожалуй, только уверенность в собственном военном превосходстве, позволяющем подавить любые попытки вооруженного восстания. Однако обширные планы по эвакуации края указывают на то, что царские чиновники прекрасно понимали: в случае войны отстоять этот западный выступ вряд ли удастся818.

Конечно, отделение польских губерний оставалось совершенно немыслимым вариантом, причем не только из военно-стратегических соображений. Российская империя основывалась на том принципе, что ее территориальная целостность неприкосновенна. Империя могла быть расширена за счет завоеваний, но потеря уже завоеванных территорий была невообразима. Более двухсот лет на этом принципе необратимой территориальной экспансии строилось самосознание романовской монархии и ее элит. Поэтому неудивительно, что «непонятливость» польских подданных, стремившихся эту неделимую целостность нарушить, не вызвала радикального переосмысления режимом своих базовых установок. Даже в условиях фундаментального кризиса – мировой войны – царские элиты не были готовы отказаться от «своей» Польши. В манифесте великого князя Николая Николаевича от 1 августа 1914 года говорилось о перспективе воссоединения Польши, ее самоуправления и свободы в вере и языке, однако видимость унии между Польшей и Российской империей по-прежнему сохранялась: воссоединение должно было произойти под скипетром русского царя. Не приходится удивляться, что у его польских подданных это обещание вызвало мало восторга819.

Итак, имперские власти и в Привислинском крае, и в Петербурге двигались, практически без всякой концепции, навстречу фиаско Первой мировой войны. Тем не менее телеологически говорить о предначертанности краха не приходится. Для того чтобы пришел конец российскому господству над Царством Польским, потребовался внешний фактор – война. Только наступление немецких войск летом 1915 года завершило долгие 123 года петербургской власти в Польше. Поэтому следует c осторожностью относиться и к тем историческим построениям, которые подчеркивают применительно к последнему довоенному десятилетию прежде всего непрерывность кризиса и насилия и говорят о специфической хронологической связи между 1905 и 1921 годами820. Ведь такая однозначная хронология скрывает от нашего внимания те линии развития, которые указывают на частичную стабилизацию внутренней политической обстановки после 1906 года, и прежде всего после отмены военного положения в 1909 году. Послереволюционные годы характеризовались раздражающим параллелизмом постоянного кризиса и нормализации, а также парадоксальной одновременностью таких явлений, как высокий уровень насилия и легализация политической публичной сферы, этот уровень снижающая. К особенностям данного периода относится и следующее противоречие: с одной стороны, польское общество последовательно обособлялось, с другой – новое вооруженное восстание против имперского режима становилось со временем все менее вероятным. И наконец, парадигматическое значение для этого периода неоднозначности имеет амбивалентность, отличавшая петербургских сановников: они, по их словам, свято верили, что российское господство в Привислинском крае вечно, но вместе с тем разочарованно признавали неудачу интеграции края и даже осторожно готовили свой уход оттуда, тайно составляя планы эвакуации.

Представители царской власти в Варшаве были избавлены от необходимости решать, как им относиться к этой своей амбивалентности: в июле–августе 1915 года, перед приходом наступающих немецких войск, российские части оставили Варшавскую цитадель, а саперы российской армии взорвали мосты через Вислу. Имперские чиновники покинули город незадолго до этого – большинство навсегда, а некоторые – до своего нежданного возвращения через несколько лет в качестве беженцев, спасающихся от большевиков.

Власть Петербурга над восточной частью разделенной польско-литовской дворянской республики длилась более века. Неоднократно предпринимались попытки свергнуть ее вооруженным путем: восстание Костюшко 1794 года, восстание 1830–1831 годов, Январское восстание (1863–1864) и революция 1905–1906 годов ставили под вопрос русскую гегемонию, но в конечном счете военная мощь самодержавия превосходила силы повстанцев. Царская армия была надежным гарантом имперской власти.

В истории этого долгого столетия петербургского господства Январское восстание (1863–1864) знаменует переломный момент. С образованием Привислинского края и соответствующими административными реформами царские власти не только создали новую систему имперского управления, но и изменили основные политические и общественные условия, в рамках которых происходило развитие польских губерний в последующие пять десятилетий. Поэтому многое говорит в пользу того, чтобы рассматривать период с 1864 по 1915 год как единое целое, отделенное глубокими цезурами и от предыдущего, и от последующего периодов. В данном исследовании были представлены основные особенности этих пяти десятилетий имперского правления в Царстве Польском и названы некоторые из основных зон контакта и конфронтации между государственной бюрократией и местным населением. В заключение укажем и на основные характеристики этого конфликтного сообщества. Это поможет нам вынести суждение о том месте, которое занимало Царство Польское в структуре Российской империи.

Принципы и практики управления Привислинским краем на протяжении второй части эпохи петербургского владычества в Польше оставались в значительной степени неизменными. Административная реструктуризация польских провинций после Январского восстания была нацелена – помимо долговременного замирения региона – прежде всего на то, чтобы принципы управления этой окраиной империи привести к той же модели, в соответствии с которой управлялся и ее центр. Говорить в этой связи о «русификации» неверно: надо учитывать, что унификация шла по всей империи и вообще была одной из целей Великих реформ Александра II. Бесспорно, неотъемлемой и центральной частью этой административной трансформации в Привислинском крае являлась деполонизация местного управления. Хотя практически не удалось надолго сократить долю польско-католических чиновников на государственной службе, Петербург по крайней мере добился того, что высшие посты были заняты преимущественно не католиками, а православными. Этим он предопределил характерную до самого конца российского владычества ситуацию, когда руководители ведомств были в крае чужими.