В плане было множество изъянов. «Расположенные поблизости» горы Эскамбрай на самом деле находились более чем в сотне миль оттуда, а обособленность Плайа-Хирон, делавшая это место идеальным для неожиданной высадки, также могла превратить его в смертельную ловушку — в случае, если бы силам Кастро удалось быстро туда добраться. Видимо, все это стратегам из ЦРУ в голову не приходило.

Несмотря на сомнения, Кеннеди дал добро на осуществление плана, но исключил прямое вмешательство американских войск и широкомасштабную поддержку с воздуха во время нападения. Видимо, в ЦРУ надеялись, что, как только военные действия начнутся, президент смягчится. В любом случае об этом важнейшем обстоятельстве бригаде кубинских эмигрантов не сообщили, они считали, что получат полновесную военную поддержку США.

Также в ЦРУ не имели ни малейшего представления о том, в какой мере об их «секретной» программе уже известно Кастро. По меньшей мере один из тридцати пяти членов «Серых команд», проникнувших на Кубу, был двойным агентом правительства Кастро, но, без сомнения, имелись и другие. Более того, Куба теперь располагала значительным количеством вооружения. «На Плайа-Хирон уже было советское оружие, — сообщает Алексеев. — Много советского оружия».

III

В обстановке повышенного напряжения (ибо ходили упорные слухи о возможном вторжении) Че продолжал свою работу. Он выступал с речами, писал статьи и принимал зарубежные делегации. В последнее время боевым знаменем Че в его стремлении к созданию на Кубе «нового социалистического человека» стал «добровольческий труд». Начало было положено вскоре после смерти Камило — при строительстве школы в память покойного товарища. Но, увидев рабочие бригады добровольцев в маоистском Китае, Гевара загорелся желанием ввести эту практику на Кубе. По возвращении он стал добровольно трудиться по субботам: на фабричном конвейере, на сборе сахарного тростника, на стройплощадке. Он призывал коллег в Министерстве промышленности «подавать пример» и участвовать в сборе сахарного тростника. Вскоре все в министерстве, кто хотел сохранить благосклонность Че, стали проводить субботы не дома, а вместе с ним на добровольческих работах.

Программа Гевары, получившая в итоге название «коммунистическое соревнование», основывалась на идее, что, отдавая свой труд на благо общества, без мысли о вознаграждении, человек делает важный шаг на пути формирования истинного коммунистического «сознания». Че изо всех сил старался донести это до своих товарищей. Однажды, заметив, что у Гевары нет часов, его друг Оскарито Фернандес Мелл подарил ему свои — прекрасные часы с золотым браслетом, которые он купил по случаю окончания медицинского факультета. Через некоторое время Че подошел к Оскарито и протянул ему какую-то бумагу, и тот заметил, что часы на месте, но браслет у них теперь кожаный. Бумага оказалась чеком из Национального банка, в ней сообщалось, что Оскар Фернандес Мелл «пожертвовал» золотой браслет, сделав добровольный вклад в золотой запас Кубы.

Все знали, что Че отказался от зарплаты, полагавшейся ему как президенту Национального банка, и то же самое он сделал, начав работать в Министерстве промышленности. Получал он только крошечное жалованье команданте. Орландо Боррего, ставший теперь заместителем министра, счел, что должен получать не больше денег, и отдавал остальную часть зарплаты в фонд аграрной реформы: было бы недостойно зарабатывать больше, чем его начальник.

Однако не все товарищи Че, включая и коллег-министров, оценили такое революционное подвижничество, сообщает Боррего. Его самого Че заставил отказаться от машины своей мечты. Покидая страну, кубинские богачи оставили огромное количество автомобилей, которые были тут же национализированы, и многие министерства распределили машины среди чиновников. Но Боррего повезло больше других. Во время посещения табачной фабрики управляющий показал ему на новенький спортивный «ягуар» оставленный владельцем, и предложил взять его себе, потому что другие не знают, как им управлять. Боррего сразу влюбился в автомобиль и примерно неделю с гордостью на нем носился, пока в один прекрасный день, ставя машину в гараж, не был замечен Геварой. Че указал на автомобиль и спросил, о чем он думает, разъезжая на такой машине. Это, мол, «сутенерская машина», показушная, не такая, в какой должны видеть «представителя народа». Сердце у Боррего упало, и он сказал Че, что вернет ее. «Хорошо, — сказал Гевара, — даю тебе два часа».

У Че появлялись новые враги и новые союзники, а тем временем в Гавану приехали некоторые из старых его друзей и знакомых. Вместе с семьей из Венесуэлы прибыл Гранадо, он стал преподавать биохимию в Гаванском университете. По совсем иным причинам появился Рикардо Рохо. Он стал дипломатом аргентинского правительства Артуро Фрондиси и работал в Бонне. Видимо, Рохо планировал воспользоваться знакомством с Че, чтобы прозондировать политическую ситуацию на Кубе.

Возможно, осознавая, что все сказанное и продемонстрированное Рохо может стать известно рулевым политики на Западе, Че устроил ему экскурсию по кубинской провинции: на фабрики, тростниковые поля, — организовал встречу с крестьянами, сражавшимися в Эскамбрае против контрреволюционеров. Он даже заставил Рохо поработать день добровольцем на сборе сахарного тростника. Уезжая, тот был уверен в следующем: Куба определенно стоит на пути коммунизма; революционный режим хорошо вооружен и пользуется большой поддержкой кубинцев; Че, судя по некоторым его замечаниям, заинтересован в распространении революции в Южной Америке.

В конце марта Че провожал Рохо в аэропорт. Проезжая мимо многочисленных зенитных орудий, Гевара повернулся к Рохо. «Они придут, — сказал он, имея в виду американцев. — Но мы устроим им прием. Жаль, что ты уезжаешь сейчас, когда веселье вот-вот начнется».

3 апреля Белый дом выпустил информационный документ по поводу Кубы. В нем говорилось, что Куба представляет для американцев «явную и актуальную опасность». Это был призыв к оружию со стороны администрации Кеннеди — призыв к военным действиям, которые вскоре станут известны как операция в заливе Свиней.

Через пять дней, пребывая в крайнем возбуждении в преддверии нападения, Че опубликовал статью в «Верде оливо». Она называлась «Куба: историческое исключение или авангард в борьбе против колониалистов?». Че давал такой ответ на собственный вопрос: Куба не исключение, а просто первая латиноамериканская страна, вырвавшаяся из характерной для государств региона экономической зависимости от империалистов. Она являет собой пример, которому должны последовать ее соседи, чтобы прийти к вожделенной свободе через революцию.

«Что же мы сделали, чтобы освободиться от империалистической системы, от марионеточных правителей в наших странах и наемных армий, защищающих марионеток и всю социальную систему эксплуатации человека человеком? Мы применили конкретные формулы, открытые нашей эмпирической медициной для лечения серьезных недомоганий нашей любимой Латинской Америки, и эта эмпирическая медицина быстро стала частью научной истины».

Вот «научное» открытие, для которого был предназначен Эрнесто Гевара, кульминация изысканий, начатых им во время медицинской работы. Но лечение болезней никогда не было ему по-настоящему интересно, Геварой всегда двигало желание найти средство их предотвращения, и как было в медицине, так стало и в политике. Он шел и искал, по пути отметая возможные решения: «реформизм, демократию, выборы», — он нашел Маркса, потом Гватемалу, затем Кубу, и в крещении огнем его открытия в «эмпирической медицине» стали «научной истиной». Этой истиной, а также способом вылечить болезни человечества был марксизм-ленинизм, а партизанская война являлась средством ее достижения.