Значит, маг. Но почему тогда он позволил убить себя так глупо? Впрочем, что значит — глупо? Тури рассказывала, что он появился вдруг посреди пустынной улицы уже смертельно раненый, а убийцу его так никто и увидел. И ещё Тури назвала какое-то имя. Ил… Ин…

— Ильгор! — кто-то перебил рассказчика. Унди очнулся от раздумий и обернулся на голос.

— Чего?

— А кто там будет, у Трона, а? Из кого кишки выпускать придётся? Интересно всё-таки…

— Не знаю, — Унди пожал плечами. — Может быть, Дисли с братьями. Может быть, Касп или Ассанг будут. Хорингов я, кажется, видел. Из черноты наверняка кто-нибудь прорвётся. Откуда мне знать?

Голос! Тьма, этот голос я ни с чьим не спутаю. Голос Унди Мышатника, моего учителя. Которого, похоже, звали ещё и Ильгором. Вот что сказал он Тури перед смертью — своё имя. Возможно — истинное.

Но как он из мага, ходившего в У-Наринну, превратился в горького пьяницу, забывшего о чарах? Бродячего грамотея, зачем-то обучившего в числе прочих и двух оборотней? Меня и Тури?

Я вдруг запнулся на ровном месте. А не затем ли, джерх на динне, чтоб этих оборотней потом кто-нибудь мог послать в У-Наринну? Ведь даже если Унди-Ильгор потерял магическую силу, о приближении Смутных дней он не мог не знать. И готовить посланцев заранее…

Ну и ну. До каких же ещё секретов я дойду на пути к Каменному лесу? Впрочем, путь уже заканчивается, и цель ясно видна впереди…

Унди уже перестали расспрашивать о предстоящем, и вновь завели байку о двух охотниках (до чего же всё-таки глупая байка!), а мне ничего не оставалось, как отправиться дальше. Я уже миновал больше половины окружности. Скоро вернусь к своему тайнику… Кстати, не встречу ли я здесь Тури? И если встречу — сможем ли мы коснуться друг друга, или до завтра останемся призраками? Эх, Смутные дни, что уже, похоже, наступили, сколько меня окружает загадок! И что очень печально — на большинство из них ответов я никогда не отыщу.

Не успел я пробежать и сотню шагов, как увидел ещё одного трёхглазого гиганта-пончика. Только этот был не землисто-бурым, а серым, как мышь, и глаза у него были синие, словно лесные озёрца. А в остальном — родной брат. Те же могучие руки, те же колонноподобные ноги, та же незыблемая и всесокрушающая мощь, кроющаяся в каждом движении… Эх, попадись нам такой противник — я даже не знаю, как его одолеть!

Я видел ещё много самых причудливых созданий. И много уже знакомых — людей, хорингов, магов… Кажется, видел даже оборотней. Не уверен… Но чутьё меня редко подводит. Ну кем, скажите, пожалуйста, могут быть рыжая девчонка и здоровенный, больше меня, вулх, бредущие вверх по осыпи? Я не стал спрашивать. Некогда.

Четтан уже спрятался за горы. Скоро он зайдёт, и с небес опустится Тьма. Я уверен — сегодня это будет именно та Тьма, ради которой к У-Наринне и ходят. Ночь, когда выяснится, кого будет любить наш мир ближайшие сотни кругов. И кому надлежит уйти в небытие. А кому прозябать на грани истребления.

Скалу, под которой я спрятал одежду, я заметил издали. Уже почти не обращая внимания на тени, что окружали Каменный лес, я приблизился к скале. Сел рядом. И вдруг подумал: а как в такой толчее я найду Тури? И как нас найдёт Лю?

Не знаю. Найдёт как-нибудь. К тому же, исподволь пришла странная уверенность, что завтра посреди дольменов мы встретим только тех, кто шёл в У-Наринну одновременно с нами. Тени былого и грядущего, которые я сумел разглядеть сегодня, так и останутся здесь, у самого подножия осыпи. А наверх поднимутся те, кто принадлежит настоящему. Затем, чтобы кому-то стало принадлежать и будущее тоже.

Страшно хочется, чтобы это были именно мы. А не Седракс… Кстати, его и его команды я так и не увидел. Хотя это вовсе не значит, что их нет где-нибудь рядом. Наверняка есть.

Но как позвать Лю? Не в голос ведь? Представляю, как это будет выглядеть со стороны. Сидящий у скалы вулх поднимет к подёрнутому красной пеленой небу и тоскливо завоет на всю округу: «Лю-у-у-у-у…»

И эхо ему ответит: «У-у-у-у…»

Что-то воображение у меня разыгралось!

Время тянулось на редкость медленно. Бродить у подножия осыпи пропала всякая охота, я просто сидел и ждал. Теперь мимо меня изредка кто-нибудь проходил: пара мохнатых толстяков, похожих телосложением на хозяина «Маленькой карсы». Толстяки были вооружены здоровенными алебардами и на меня едва взглянули.

Потом проскользнуло что-то длинное, как морской змей, и полупрозрачное. Быстро, я еле успел головой повести. Проскользнуло, и исчезло, не оставив после себя даже лёгкого дуновения. Вулх невольно попытался спрятаться за скалу, но я его турнул в угол потемнее. Извини, серый брат… ты лучше побудь в стороне. Это дела людей, значит, и расхлёбывать всё Морану. А ты спи.

Вулх, кажется, разрывался между желанием повиноваться и готовностью помочь мне в драке. Впрочем, в драке его звериная ловкость и привычки урождённого хищника-бойца действительно могут пригодиться.

Ну, ладно, серый брат, можешь не спать, но прячься пока за меня, ладно?

Вулх отчётливо завилял невидимым хвостом, отчего хвост настоящий тоже завертелся, словно волчок. Но всё же тише, чем хвосты дренгертских псов, рождённых в неволе, в будке, в сарае, и приговорённых к цепи самой судьбой.

— Вот ты где, Одинец! — знакомый голос заставил меня подскочить и ещё сильнее завертеть хвостом. Тури! Рыжая девчонка! Ты нашла меня!

Она подобралась бесшумно, и с подветренной стороны, поэтому я её не учуял заранее. И вулх, несмотря на все мои недавние увещевания, словно пружиной подброшенный взвился в воздух, лапы его толкнули Тури в плечи, и она упала, а длинный розовый язык прогулялся по девичьему лицу. Я мог её коснуться, мог! Тури вовсе не была похожа на бесплотный призрак, каких шаталось вокруг немало.

— Ну хватит, хватит, — она лениво отпихивала меня в сторону. — Хватит лизаться, зверюга. Лучше расскажи, зачем ты уходил.

Я перестал лизаться, с некоторым, надо сказать, сожалением. Причём сожаление исходило не только от вулха.

Расскажи! Интересно — как? Лучше бы сама рассказала — почему без Ветра, и где Корняга, и не повстречала ли Лю по дороге… И что вообще случилось за эти два красных и один синий день.

Тури была без двумеха, но с сумкой через плечо. К поясу она пристегнула ножны Опережающего и хадасский кинжал, а гурунарские ножички, к счастью, скрывались под рукавами курткоштанов. Да и в сумке, кажется, кое-что было припасено. И ещё я разглядел знакомую выпуклость, до странности напоминающую бок моей шкатулки с самоцветами…

Она, кажется, обо всём догадалась и даже открыла рот, чтоб рассказать мне о своём пути, потому что поняла, что перед ней Моран вместе с вулхом, а не один вулх, но не успела.

Где-то за горами Четтан опустился за горизонт, и из мира ушёл последний луч севшего Близнеца. Сумерки обернулись Тьмой.

Я взвыл, встречая пересветную боль, тело моё стало меняться, перемалывая кости и плоть, и на этот раз я прочувствовал всё это от начала до конца, не проваливаясь в щадящее небытие. Счастье, что превращение было на удивление быстрым, куда более быстрым, чем мне всегда представлялось, иначе я сошёл бы от боли с ума.