– Надеюсь, вы сразу догадались, что я не из числа таких дам?

– Конечно! Более того…

Мы остановились возле входа в отель, и Вильем снова оглянулся назад, взглянул на залив, прислушался к тихому прибою.

– Более того… У нас с вами все как раз наоборот. Снова повторюсь. Мое приглашение на ужин было крайне неуместным. Впрочем, это так типично для меня. – Вильем угрюмо вздохнул. – В любом случае благодарю вас за чудесное выступление. Надеюсь, и в будущем мы с вами останемся на связи.

– Вильем, это мне надо благодарить вас. Ведь это вы снова вернули мне музыку. А сейчас мне пора укладываться спать. Глаза слипаются сами собой. Иначе я рискую уснуть прямо здесь, на тротуаре.

– Завтра я улетаю первым утренним рейсом, – сообщил Вильем, когда мы с ним зашли в пустой вестибюль гостиницы. – У меня в Цюрихе целая куча дел. Всякие организационные вопросы… Все надо порешать… Том торопит, настаивает на том, чтобы я как можно скорее влился в их коллектив.

– А когда вы вернетесь сюда?

– Где-то в конце октября – начале ноября, чтобы успеть подготовиться к концерту в честь столетия со дня смерти Эдварда Грига. Вы еще будете в Бергене? – поинтересовался он, когда мы остановились перед лифтом.

– Пока не знаю, Вильем, – честно призналась я.

– Тогда… – Мы вошли в кабинку лифта и нажали каждый на свой этаж. – Вот вам моя визитка, так, на всякий случай. Дайте о себе знать. Хочу быть в курсе того, как у вас в дальнейшем будут складываться дела.

– Обязательно! – пообещала я.

Лифт замер на его этаже.

– До свидания, Алли.

С этими словами Вильем одарил меня мимолетной улыбкой, слегка поклонился и вышел из кабинки.

Десять минут спустя я отключила ночник возле своей кровати и подумала, что постараюсь не потерять Вильема из виду. Нет-нет, никаких намерений закрутить с ним роман или что-то в этом роде. Просто он мне нравится. К тому же он сам только что косвенно признался, что и я ему тоже нравлюсь.

36

– Приветствую вас у себя дома! Проходите! – Том широко улыбнулся, открывая дверь в свой Фроскехасет. Я вошла в прихожую. – Пожалуйста, сюда! В гостиную. Что будете пить?

– Стакан воды, если не возражаете.

Том вышел, а я в это время стала разглядывать комнату. Несколько причудливый декор, выдержанный, как я догадалась, в традиционном норвежском стиле. Много домотканых вещей, и все очень уютно. Большое количество разнокалиберных кресел, диван с высокой спинкой, на которую наброшено кружевное покрывало. Вся мебель сгруппирована вокруг огромной чугунной печи, которая наверняка способна согреть дом в любые морозы. Единственная вещь, выбивающаяся из общего стиля, – черный лакированный рояль возле эркерного окна, выходящего на великолепный фьорд, раскинувшийся внизу.

Я поднялась со своего места, чтобы получше разглядеть многочисленные фотографии в рамочках, расставленные на крышке бюро, примостившегося в дальнем углу комнаты. Довольно безобразный образчик мебели в стиле псевдорококо. Одна фотография особо притянула мое внимание: возле фьорда мальчуган лет трех, скорее всего, Том, сидит на коленях у женщины. Мать и сын запечатлены в яркий солнечный день. Оба улыбаются во весь рот, у обоих огромные выразительные глаза, которые буквально светятся изнутри. Когда в гостиной снова появился Том, я тут же заметила очевидное сходство хозяина дома с тем малышом.

– Приношу свои извинения за некоторый беспорядок в доме. Я перебрался сюда всего лишь несколько месяцев тому назад, после смерти мамы. И вот все еще руки не дошли, чтобы заняться интерьером. Сам я большой поклонник минимализма. Этот стиль нынче очень моден в современной Скандинавии. А все эти реликвии прошлого оставляют меня совершенно равнодушным.

– А я как раз сидела и думала о том, как мне по душе такая патриархальная старина. От этих вещей веет…

– Реальностью! – снова заговорили мы хором.

– Прочитали мои мысли! – усмехнулся Том. – Но коль скоро вы копаетесь в прошлом, изучаете жизнь Йенса и Анны, то я подумал, что вам будет интересно увидеть своими глазами тот первозданный интерьер, в котором они когда-то обитали, пока я не вышвырнул отсюда большую часть вещей на свалку. Ведь большинство мебели в доме – это еще их мебель. Всем этим вещам более ста двадцати лет. Собственно, все в доме, включая даже водопровод, насчитывает приблизительно такой же возраст. Они купили этот участок земли, точнее, его купила Анна, в 1884 году. Потом год ушел на то, чтобы построить здесь дом.

– Я никогда ничего не слышала о них обоих, пока не прочитала эту книгу, – извиняющимся тоном проговорила я.

– Что ж, это и не удивительно. Правда, Анна была более известна в Европе, но в свое время Йенс тоже снискал некоторую славу, особенно в Бергене. Можно сказать, что после смерти Грига в 1907 году он обрел наконец свой голос, хотя его музыка всегда была немного вторичной по отношению к музыке маэстро. И даже откровенно подражательной, если уж быть честным до конца. Не знаю, насколько вам известно, как тесно была переплетена жизнь Грига с жизнью Йенса и Анны, но…

– О, мне известно достаточно много, то есть мне известно все, о чем написал сам Йенс. Особенно то, как Григ, можно сказать, спас Анну в Лейпциге, вызволив ее из рабской кабалы у хозяйки пансиона.

– Да. Но вы еще не знаете самого главного. Это станет вам известно, когда вы прочитаете уже мою книгу. Ведь это Григ разыскал Йенса в Париже, где он на тот момент жил с какой-то натурщицей на Монмартре. Баронесса, его покровительница, уже бросила его, и Йенс перебивался случайными заработками, играя на скрипке. Пил беспробудно, баловался опиумом. Ну да все это было типичным явлением в богемных кругах Парижа того времени. Наверняка Григ устроил ему разнос, поговорил с гуленой, так сказать, по-мужски. После чего купил ему билет до Лейпцига и буквально в приказном порядке отправил обратно, велел явиться к Анне и вымаливать у нее прощение.

– Кто вам рассказал все эти подробности?

– Мой прадедушка Хорст. А ему, в свою очередь, это рассказала сама Анна, уже лежа на смертном одре.

– И когда Йенс вернулся к Анне?

– Где-то приблизительно в 1884 году.

– То есть спустя несколько лет после того, как Григ спас Анну. По правде говоря, Том, финал книги меня разочаровал. Я так и не смогла понять Анну, которая приняла мужа обратно, и это после стольких лет отсутствия и такого предательства, которое он совершил по отношению к ней. С другой стороны, мне непонятно, зачем Григу понадобилось разыскивать Йенса в Париже. Ведь маэстро прекрасно знал, какие чувства питает к нему Анна. Что-то здесь не стыкуется, как мне кажется.

Какое-то время Том молча изучал меня, словно что-то прикидывая в уме.

– Да, в истории постоянно случаются подобные казусы. Я это понял, когда занялся изучением истории своей семьи, – заговорил он после некоторой паузы. – Вроде факты тебе известны, но истинной мотивации тех или иных человеческих поступков нам никогда не узнать. Во всяком случае, такие знания даются большим трудом. Не забывайте, мы ведь изучаем историю жизни Халворсенов, рассказанную Йенсом. Это он написал биографию своей жены, это его интерпретация тех давних событий. То есть я хочу сказать, что мысли самой Анны нам фактически не известны. Мы не знаем, что она думала, что и как переживала… Да и книга была опубликована уже после ее смерти, стала, по сути своей, таким подношением в ее честь.