Между тем еще один чилиец обнаружил в другом районе той же пустыни богатую серебряную жилу. Сколько же сокровищ хранила эта безлюдная земля, о существовании которых ненасытная Боливия даже не подозревала!

В любой иной стране эти бесстрашные труженики, занимавшиеся столь тяжелым трудом, чувствовали бы себя в безопасности. Но прежнее боливийское правительство было низвергнуто, новое же, придя к власти, не пожелало соблюдать достигнутую ранее договоренность о защите прав предпринимателей и произвольно обложило налогом чилийские компании, повысило арендную плату за эксплуатируемые ими месторождения и подняло сумму обязательных отчислений в свою казну до фантастических размеров.

Представитель Чили воззвал к совести соседей. Но боливийское правительство ничего не хотело слышать и в ответ на требование чилийской стороны придерживаться условий договора приняло решение о конфискации чилийской собственности на спорных землях. Это означало крах для чилийской промышленности, которая разом лишалась имущества общей стоимостью в сорок миллионов франков, явившегося плодом двенадцатилетних беспрерывных усилий. Кроме того, тысячи рабочих оказывались не только без хлеба, но и без крова, ибо за указом о конфискации немедленно последовал изданный четырнадцатого февраля 1879 года указ о выселении чилийцев с освоенных ими земель.

Тогда Чили решила принять свои меры – силой помешать грабителям претворить в жизнь их недостойные планы.

Аналогичным образом складывались и отношения между Чили и Перу. В Сантьяго и Вальпараисо образовалось множество финансово-промышленных компаний по разработке перуанских месторождений селитры в Тарапаке. Как и на подконтрольной Боливии территории, ум и энергия чилийских тружеников в соединении с доверием, завоеванным предпринимателями мужественной маленькой республики на рынках двух частей света, привели к процветанию и освоенный чилийцами район в Перу.

Хотя граждане Чили понесли внушительные расходы, работа шла отлично, и их усилия окупались. Однако Перу, стоявшая, как мы уже говорили, на грани банкротства и вконец обнищавшая, – а нищета, еще раз отметим, – плохой советчик, – последовала примеру Боливии. Презрев прошлые договоры с компаниями-концессионерами, она обрушила на производство селитры несколько ударов. Обложив промышленников непомерными налогами, государство, оказавшись на грани развала, не удовлетворилось этим и возымело намерение монополизировать эту индустрию и объявить себя единственным негоциантом, распоряжающимся в стране внешней торговлей. Назначив производителям фиксированную и довольно незначительную цену на их продукцию, всю торговую прибыль оно присваивало себе. Промышленники, устав вскоре от подобного положения вещей, при котором они практически ничего не получали, стали работать кое-как, лишь для отвода глаз, и добыча селитры свелась почти к нулю. Таким образом, Перу по глупости убила курицу, что несла золотые яйца.

Обезумевшее от нехватки денег перуанское правительство решило тогда само заняться производством селитры. Но для этого надо было выкупить у частных предпринимателей рудники, заводы, оборудование и тому подобное. Выкупить!.. Перуанских государственных мужей такая малость ничуть не озаботила. Объявив себя покупателями, они заявили о своей готовности выплатить сорок миллионов за то, что стоило не менее ста миллионов. Однако и предложенная чиновниками сумма показалась им излишне большой, и они ограничились… выражением признательности. Республика Перу должна была приступить к разработкам месторождений селитры в установленный правительством срок. Но этот срок давным-давно истек, а дело не сдвинулось с места – в частности из-за того, что денежных вложений в данную промышленную отрасль оказалось явно недостаточно.

Описанные выше события происходили незадолго до принятого Республикой Чили решения силой воспрепятствовать расхищению Боливией богатств, коими славилась Антофагаста. Когда Чили объявила Боливии войну, Перу, крайне удивившись такому шагу, предпринятому страной, до сих пор проявлявшей изумительную выдержку и кротость, поспешила заключить с Боливией строго секретный договор о военном союзе.

Несмотря на все бахвальство с боливийской стороны, пятьсот чилийцев, высадившихся в Антофагасте, двадцать третьего марта 1879 года наголову разбили противника в городе Каламе. Это первое сражение, бывшее всего-навсего пробой сил, на некоторое время сломило военную мощь Боливии[247].

Но Перу, уверенная в боевой силе своих войск, особенно на море, убежденная, что быстро справится с Чили, и надеясь на то, что удачно проведенная военная кампания мигом выведет ее из финансового кризиса, в котором она отчаянно барахталась, решила незамедлительно оказать вооруженную поддержку союзнику и предъявила Чили ультиматум. Однако, увы, Перу с самого начала постигло горькое разочарование.

В то время как перуанское правительство, развив бешеную деятельность, формировало новые полки, обучало рекрутов, готовило к бою кавалерию, снаряжало артиллерию, снабжая ее боеприпасами, повозками, упряжью и в конце концов собрало таким образом настоящую армию из двадцати тысяч сорвиголов, Чили, демонстрируя подобную же активность на своей территории, намеревалась перво-наперво блокировать перуанский порт Икике. И какими кораблями, Боже правый! Нужно было обладать немалым мужеством, чтобы бросить противнику вызов при столь огромной диспропорции в военно-морских силах. Ведь Перу владела восемнадцатью кораблями: фрегатом «Индепенденция», тремя мониторами[248] – «Уаскар», «Атауальпа» и «Маско-Капак», двумя корветами и двенадцатью судами поменьше, из которых одно, так же, как и первые четыре корабля, было покрыто броней. Чилийский же флот насчитывал всего девять боевых единиц: два бронированных фрегата – «Бьянко Энкалада» и «Альмиранте Кочране», два деревянных корвета – «О’Хиггинс» и «Чекабико», одну деревянную канонерку – «Магеллан» и четыре маленьких, изветшалых судна, малопригодных для службы.

Чилийский адмирал Ребольедо, главнокомандующий эскадры, стоявшей напротив Икике, приказал шестнадцатого мая 1879 года подняться до Камьяо и дать бой перуанцам. На рейде остались лишь два корабля, неспособные участвовать в сражении из-за ужасного состояния, в котором находились их корпуса и машины: корвет «Эсмеральда», служивший флоту уже двадцать пять лет, и маленькая шхуна «Ковадонга», захваченная чилийцами у испанцев в 1826 году. Естественно, оба судна были сделаны из дерева. Первое, водоизмещением восемьсот пятьдесят тонн, располагало восемью пушками и машиной в двести лошадиных сил, второе, водоизмещением четыреста двенадцать тонн, – двумя пушками и машиной в сто сорок лошадиных сил.