Сантьяго через силу улыбнулся и поднял руки.

– Все-все-все, сдаюсь. Простите, я что-то немного не в духе сегодня.

– Это заметно, – улыбнулась Дана. – Ладно, со всеми случается. Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты. У вас будет полчаса на то, чтобы принять душ и переодеться. Торжественная служба начнется в полдень, сразу после нее я представлю вас своему шефу. Он, кстати, в восторге от вашего последнего эссе, того, которое про Авеля и Каина, собирается вас хвалить, так что готовьте ответную речь.

Несмотря на свой страшноватый внешний вид, внутри Центр Паломника оказался вполне современным отелем четырехзвездочного класса с полным набором полагающихся такому отелю аксессуаров. Разве что в холодильнике вместо виски и джина стояли изящные, сверкающие зеркальными гранями бутылочки с лучшими сортами воды: «Старлайт», «Люксус», «Фреска» и даже крохотные сосуды с баснословно дорогой «Акуа Даймонд».

В комнатах Сантьяго на полу были аккуратно разложены запакованные в разноцветную защитную пленку свертки и коробки. Он вскрыл несколько пакетов, убедился, что их содержимое соответствует тому, что заказывала в Мехико-Сити Эстер, и направился в ванную.

Побрившись и освежившись под струями ионного душа, Мондрагон почувствовал себя несколько лучше. Тошнота немного отступила, голова по-прежнему оставалась тяжелой и мутной, но, по крайней мере, перестала болеть. Он натянул великолепный костюм от Кавальо на платяной манекен и подождал, пока тот разгладит все мельчайшие складки и загибы, образовавшиеся на мягкой ткани за время ее путешествия из Мексики в Хьюстон. Просмотрел десяток сорочек и остановил свой выбор на классическом варианте небесно-голубого цвета – под него прекрасно подходил перламутровый галстук с японскими иероглифами. Когда Сантьяго заканчивал обуваться (мягчайшие ботинки из кожи антилопы с инкрустацией из черного агата), позади него тихонько скрипнула дверь.

– Простите, что вхожу без приглашения – у вас было не заперто, – шепотом сказала Дана. Без очков она казалась еще моложе – девочка-подросток с огромными голубыми глазами, по чьей-то странной прихоти одетая в строгий деловой костюм. Она остановилась в нескольких шагах от Мондрагона и смерила его оценивающим взглядом. – Должна сказать, что так вы выглядите намного лучше. Правда-правда. Очень представительно.

Мондрагон шутливо поклонился.

– Кабальеро Сантьяго Луис Франсиско Мартин Ирибас Пастор де Мондрагон к вашим услугам, о прекраснейшая. Прошу прощения, забыл трость. Минуточку... Вот теперь все на месте. Итак, мы отбываем на торжественную мессу?

– На богослужение, – поправила Янечкова по-прежнему шепотом. – У нас есть еще две минуты. Послушайте, Сантьяго, даже как-то неудобно теперь к вам так обращаться. А вы действительно... ну, вот все это – то, что вы сейчас говорили?

– Милая Дана, почти каждого испанца зовут как-нибудь в этом роде. Для вас я Санти, помните наш уговор?

– Ну, хорошо, Санти. – Дана приблизилась к Мондрагону почти вплотную, отчего его сердце заколотилось значительно сильнее обычного. – Простите, может, я лезу не в свое дело, но я еще в аэропорту заметила, что вам немного нездоровится. И потом, вы все время спрашивали про спиртное... Одним словом, я подумала, что, возможно, это вам не помешает...

Тонкая рука девушки скользнула куда-то за отворот блуз-ки – на миг Сантьяго увидел трогательную ямку на стройной изящной шее и крупный, кроваво блеснувший под ней рубин на тонкой золотой цепочке – и вынырнула с маленькой плоской фляжкой в оплетке из желтой кожи.

– Это бренди, – шепоток ее стал еще тише, еще интимнее, и Мондрагон подумал, что от одного такого шепота даже импотент может превратиться в Казанову, – из стратегических запасов моего шефа. Простите, что не предложила вам раньше – здесь все слишком на виду. Попробуйте, это должно помочь...

– Дана, – сказал Сантьяго растроганно, – вы ангел! Дайте-ка сюда... Ваше здоровье, прекраснейшая сеньо... а, черт, я же обещал вас так не называть... Тогда просто – за вашу красоту, что затмевает собой облик самой богини любви!

Он поднес фляжку к губам и сделал большой глоток. Бренди обожгло пересохшее горло, как пламя, в котором сгорает и возрождается птица Феникс.

– О господи! – пробормотал Мондрагон, отрываясь от фляжки. – Вы спасли меня. Я ваш должник навеки.

– Тише. – Янечкова приложила к накрашенным бледной помадой губам тонкий, почти прозрачный пальчик, и сердце Сантьяго заколотилось еще сильнее. – Не нужно кричать. Пожалуйста, сохраните все в тайне.

Мондрагон сделал еще один глоток и почувствовал, как горячая волна алкоголя смывает с души паутину усталости и депрессии, обостряя ощущения, пришпоривая мысли, подстегивая воображение. Он вдруг уловил исходящий от Даны запах – тонкий, волнующий запах прозрачной осенней горечи, холодного синего неба, падающих на землю листьев. Девушка стояла перед ним такая близкая, такая манящая, тонкая, словно стебелек цветка. Сантьяго протянул ей фляжку и, когда она приняла ее, обхватил ее тоненькие кисти своими ладонями.

– Дана, – сказал он хриплым шепотом, – Дана, вы чудо... Я без ума от вас. Я прилетел в этот чертов Хьюстон не для того, чтобы встретиться с вашим шефом. И книгу написать я согласился не потому, что мне хорошо заплатили. Плевать я хотел и на деньги, и на вашего Фробифишера. Я влез в это дело из-за вас. Когда я впервые увидел вас... там, в Москве... я подумал, что если не смогу однажды обнять вас, моя жизнь пройдет зря. Понимаете? Только вы. Вся моя жизнь, все книги – всё, всё было подготовкой к встрече с вами. Дана, прошу вас, не перебивайте меня. Я должен, должен успеть сказать...

Она выскользнула из его сомкнутых рук легким балетным Движением.

– Санти, вы пьяны. Я напрасно принесла вам бренди. Как вы теперь пойдете в церковь?

Сантьяго потряс головой, отгоняя навязчивое желание схватить ее поперек туловища и кинуть на кровать. Дана, будто прочитав его мысли, поспешно отступила к полуоткрытой двери.

– Не бойтесь, – проговорил он жалобно. – Я не причиню вам вреда, клянусь. Наверное, я не должен был этого делать, но если бы вы знали, в какое искушение вводит ваша красота каждого, у кого есть глаза...

– А также нос, рот и прочие части тела, – без улыбки сказала Дана. – Представьте себе, я догадываюсь, хотя бы потому, что вы далеко не первый, кто реагирует на меня подобным образом. По правде сказать, я надеялась, что вы, кабальеро, будете более сдержанны...

Мондрагон наклонился и поднял упавшую трость.

– Прошу меня простить. Я по-прежнему готов подписаться под каждым произнесенным здесь словом, но обещаю больше не прикасаться к вам... без вашего на то позволения. Что же, теперь, когда добрые самаритяне спасли неблагодарных идуменян, нам, по-видимому, пора отправляться на торжественный джемсейшн?

Янечкова неодобрительно покачала головой.

– Не вздумайте сказать такое при Фробифишере. Да, сейчас мы отправимся, но прежде я хотела задать вам один вопрос. Скажите, Санти, вы действительно собираетесь просить Роберта о разрешении взять с собой на «Асгард» вашего сына?