ежели на них умело воздействовать словом Господним. Получу ли я дозволение свершить экзорсизм?

— Получишь, — отозвался епископ дрогнувшим голосом. Вместе с моим благословением.

Вот почему Магнус вернулся в Элс. Позади него громыхал доспехами отряд ратников — еще более внушительный, чем обычно, дабы не вводить поселян в искушение бунта. А поселяне смотрели — кто с жадностью ко всякой новизне, кто уныло, а кто и со слезами, — как архидиакон собственной персоной поплыл на лодке в море, к месту над подводным городом. И там он возжег свечу, ударил в колокол и словами из Священного Писания мрачно проклял морской народ и приказал ему именем Господа убираться отсюда навеки.

2

Тауно, старший сын прекрасной Агнетты и короля подводного города Лири, отсчитал свою двадцать первую весну. В его честь был устроен большой веселый праздник с угощением, песнями и танцами. Беззаботная молодежь стайками порхала вокруг дворца, над ним и в глубине, между раковин, зеркал и золотых пластин, которые отражали морское сияние, освещавшее тронный зал. Были подарки — вещицы, искусно изготовленные не только из золота, янтаря и кости нарвала, но и из жемчуга и кружевного розового коралла, доставленного издалека дельфиньими караванами. Были и состязания в плавании, борьбе, метанию гарпуна и музыке, и любовные игры в полутемных комнатах без крыш (да и кто тут нуждался в крышах!) и в колышущихся садах, где росли буро-зеленые водоросли и метеорами проносились ручные рыбы.

Позднее Тауно отправился на долгую охоту. Хотя его народ жил в глубинах моря, юноша пустился в путешествие из интереса: ему опять хотелось полюбоваться величием норвежских фьордов. С ним поплыли девушки — Ринна и Ракси, как для своего удовольствия, так и желая доставить удовольствие Тауно. Вместе они совершили веселое путешествие, много значившее для Тауно — он выделялся среди беспечного морского народа, часто бывал серьезен и даже иногда впадал в хмурую задумчивость.

Компания направлялась домой, и впереди уже виднелся Лири, когда на них обрушилось проклятие...

— Вот он! — нетерпеливо воскликнула Ринна, завидев город, и бросилась вперед. Ее зеленые локоны заструились вдоль стройной спины. Ракси осталась возле Тауно. Она со смехом закружила вокруг него и, проплывая снизу, касалась пальцами его лица или чресел. Он принялся ловить ее с той же игривостью, но она всякий раз ускользала. «Поймал!» — дразнила она, подставляя губы для поцелуя. Тауно усмехался и вновь устремлялся к ней. Полукровки, унаследовавшие форму ног от матери, не были столь ловкими и быстрыми в воде, как дети отцовской расы, но человек все равно ахнул бы, увидев, с какой скоростью они передвигаются. Дети Агнетты охотнее выходили на берег, чем их двоюродные братья и сестры. Они от рождения были способны жить под водой без помощи чар, не дававших их матери умереть от удушья, холода или избытка соли, и морским людям с прохладным телом нравилось обнимать их более теплые тела.

Над головой Тауно лучи солнца дробились в волнах, создавая крышу из мелкой ряби, отражавшуюся на белом песке. Вода вокруг юноши переливалась всеми оттенками изумруда и аметиста, постепенно темнея в отдалении. Он ощущал, как она омывает его тело, отвечая любовной лаской на игру мускулов. Золотисто-бурые стебли ламинарии тянулись вверх с облепленных морскими уточками скал и колыхались от малейшего движения воды. На дне щелкал клешнями краб, чуть дальше скользил в глубину тунец, бело-голубой, великолепный. Вода постоянно менялась: тут она была холодной, там — мягкой, здесь — бурлящей, а рядом — спокойной, в ней таились тысячи всевозможных оттенков вкуса и запаха, не доступные чувствам живущих на берегу; для тех, кто способен слышать в глубине вод, раздавались кудахтанье, хихиканье, кваканье, треск, всплески и бормотание набегающих на берег волн, а вдобавок ко всему в каждом водовороте и журчании Тауно распознавал гигантские медленные шаги приливов.

Теперь он уже видел Лири вблизи: дома из пучков водорослей на рамах китового уса и китовых ребер, хрупкие и фантастически ажурные в этом мире малою веса, просторно разбросанные среди водорослей и анемон; в середине — дворец его отца-короля, большой, древний, из камня и коралла нежных оттенков, украшенный резными фигурами рыб и морских животных. Столбы, поддерживавшие главный вход, были выполнены в виде статуй лорда Эгира и леди Рэн, а притолокой служила фигура парящего альбатроса. Над стенами дворца возвышался хрустальный купол, соединенный с поверхностью моря. Король построил его для Агнетты, дабы она, при желании, могла побыть в сухости, подышать воздухом и посидеть у огня среди роз и всего того, что его любовь смогла для нее раздобыть на берегу.

В городе плавал, суетился морской народ: спешили по своим делам садовники и ремесленники, охотник обучал пару молодых тюленей, китовый пастух покупал в лавке новый трезубец, какой-то парень увлекал за руку девушку в сторону мягко освещенной пещеры. Звенели бронзовые колокола, давным-давно снятые с затонувшего корабля, и звук их в воде был более чист, чем на воздухе.

— Эгей! — крикнул Тауно и рванулся вперед.

Ринна и Ракси плыли по бокам от него. Все трое запели сочиненную Тауно Песнь Возвращения:

Дай мне воспеть тебя, моя родина, мое пристанище,

Источник счастья для скитальца в конце его пути.

Бейте громко в раковины и литавры!

Я осыплю вас историями,

Собранными на окаймленном серебром пути.

Золотом сверкал рассвет

и радостно кружились чайки, когда...

Внезапно обе девушки закричали. Они зажали уши руками, закрыли глаза и слепо завертелись, отчаянно молотя ногами забурлившую воду.

Тауно увидел, что такое же безумие охватило весь город Лири.

— Что это?! — в ужасе закричал он. — Что случилось?!

Ринна застонала, терзаемая болью. Она не видела и не слышала его. Он схватил ее, она начала вырываться, и тогда Тауно с силой стиснул ее ногами и одной рукой. Свободной рукой он ухватил ее длинные шелковистые волосы, не давая ей дергать головой, приблизил губы к ее уху и пробормотал:

— Ринна, Ринна, это я, Тауно. Я твой друг. Я хочу тебе помочь.

— Тогда отпусти меня! — вскрикнула она. Голос ее дрожал от боли и страха. — Все море наполнено звоном, он терзает меня, как акула, мои кости отделяются друг от друга — и свет, жестокое, ослепительное сияние — он обжигает, обжигает... и слова... Отпусти меня, или я умру!

Потрясенный до глубины души, Тауно отпустил девушку. Всплыв вверх на несколько ярдов, он заметил колышущуюся тень