а без танков наступать нельзя (и это в 1941 году, когда немцы владели стратегической инициативой). В итоге наступление отложили, с тем чтобы позднее использовать в нем целый танковый корпус. Вообще в немецкой армии традиционно боевые задачи ставили в самом общем виде, предоставляя подчиненным командирам самим определять способы их выполнения. При этом на согласование оперативных и тактических вопросов в ходе операции и боя уходило минимальное время.

Несомненно, в штабе фронта обсуждалась целесообразность проведения контрудара в создавшейся обстановке, предлагались различные варианты действий. Продолжать обороняться? Наступать? Сначала в связи с задержкой выхода соединений армии Жадова на рубеж р. Псёл на нем развертываются два корпуса армии Ротмистрова. 10 июля они отводятся в тыл, но к вечеру 11 июля в связи с сильным нажимом противника на подступах к Прохоровке опять развертываются бригады 29-го тк. О колебаниях по поводу способов использования 5-й гв. ТА свидетельствует также неоднократный перенос времени начала контрудара. Сначала время готовности назначили на 3.00. Если хотели упредить противника в нанесении удара, то почему не начали атаку с рассветом? Затем перенесли время атаки на 10.00 12 июля, очевидно, с расчетом сначала выбить атакующие танки противника огнем с места, а уж потом нанести удар.

Однако танковые дивизии противника, противостоящие основным силам танковой армии Ротмистрова, явно выжидали. Зато его танковые соединения на флангах армии перешли к активным действиям. Внезапный захват противником переправы у Ржавец и переход тд «МГ» в наступление с плацдарма рано утром 12 июля резко изменили обстановку и спутали карты командованию Воронежского фронта, поставив наши войска в невыгодное положение. И время атаки перенесли на 8.30, почему-то сократив продолжительность артподготовки на 15 минут.

Вообще говоря, несколько странное и рискованное решение: противник охватывает фланги танковой армии, а ее основные силы атакуют в центре, то есть сами лезут в «мешок», явно рассчитывая на быстрый успех. Хотя по данным авиаразведки (как оказалось — преувеличенным) с юга наступала группировка в 250–300 танков! В приказе на наступление Ротмистров сделал вывод, что две группировки противника действуют по расходящимся направлениям. Даже Ставка ВГК со своей стороны принимала меры, чтобы «уничтожить группировку противника, двигающуюся в направлении Корочи и далее к р. Оскол»{606}. И это на восьмой день операции! На самом деле танковый корпус СС и 3-й тк группы «Кемпф» наступали на Прохоровку по сходящимся направлениям. Подоплеку принятия решения на контрудар 12 июля — кто кого убедил, доказал или приказал — можно было бы узнать из переговоров фронта и Ставки, а также из объяснительных записок причастных к этому должностных лиц, которые хранятся в папке Маленкова.

Вот мнение противной стороны по поводу контрудара: «Наступление 5-й гвардейской танковой армии было предпринято с захватывающей дух храбростью, но абсолютно необдуманно. Армия на этом этапе находилась еще в стратегической обороне. Тем более кажется странным, что ввод ее в сражение, который должен был остановить немецкое наступление, происходил в стиле прорыва. При этом участок прорыва намечался против острия немецкого танкового клина и осуществлялся фронтальным ударом на открытой местности. Такая тактика привела к потере большого количества танков Т-34, особенно в тех случаях, когда они пытались атаковать трудно уязвимые «тигры»{607}.

История не признает выражения «если бы». Но при таких огромных и, надо прямо сказать, неоправданных потерях в людях и технике невольно возникает мысль: а стоило ли вообще наносить контрудар, тем более по наиболее сильному месту вражеской группировки? Правомерно поставить вопрос: почему бы в создавшейся к 12 июля обстановке не использовать часть резервов для усиления обороны и отражения удара противника, а уже потом ввести в сражение основные силы 5-й гв. танковой армии? Ведь ударная мощь танковой армии Гота была в значительной мере подорвана, а соединения ее 48-го тк скованы боем. Темп продвижения врага снизился до 2 км в сутки.

1-я танковая армия, роль которой в операции в официальных источниках незаслуженно принижена, совместно с 5-м гв. и 10-м танковыми корпусами и войсками 6-й гв. армии упорной обороной сумела остановить противника на обояньском направлении, нанеся ему большой урон в людях и бронетехнике. При этом она за 4 суток (с 6 по 9 июля) ожесточенных боев с более сильной группировкой противника потеряла значительно меньше танков — 453 (из них безвозвратно — 220), чем армия Ротмистрова за один день 12 июля{608}. Как это часто бывало в советской действительности, оценка действий 1-й танковой армии, как и других соединений, зачастую зависела не от их реального вклада в успех той или иной операции, а от положения и занимаемой должности участников событий в период создания ими исторических трудов или написания мемуаров.

С вводом в сражение двух свежих гвардейских армий противник, вне всяких сомнений, был бы остановлен. Нанеся ему потери и сохранив свои силы, можно было бы перейти в контрнаступление без большой паузы. В этом случае Манштейну вряд ли удалось бы беспрепятственно вывести свои войска из района вклинения.

Вспоминает маршал А.М. Василевский: «У нас хватило воли, характера, просто выдержки и нервов, чтобы не совершить просчета, не начать преждевременно боевые действия, не дать врагу лишний шанс»{609}. Да, в стратегическом масштабе переход к преднамеренной обороне полностью оправдался. Но вот выдержки нашему командованию, чтобы следовать ранее принятому плану, явно не хватило. Видимо, Ставка настояла на проведении контрудара 12 июля, приуроченного к началу наступления Брянского и Западного фронтов. Возобладало искушение одновременно перейти в контрнаступление силами сразу трех фронтов. При этом решили опробовать в деле мощное танковое объединение (кстати говоря, созданное во многом благодаря инициативе и настойчивости самого П.А. Ротмистрова), обладающее огромной ударной силой и высокой маневренностью.

Опыт войны свидетельствует, что наибольший эффект мог быть достигнут в момент, когда противник попытался бы вывести свои танковые соединения для перегруппировки на другой участок фронта. Советское стратегическое руководство в 1944 году перешло к практике нанесения мощных последовательных ударов на различных направлениях советско-германского фронта. Это вынуждало противника, не имевшего крупных стратегических резервов, маневрировать силами и средствами, снимая их с других участков фронта. Но наши удары наносились с таким расчетом, что он опаздывал с усилением угрожаемых направлений. А в это время на ослабленном участке фронта наносился следующий удар. Система ударов, разнесенных по месту и времени, вполне оправдала себя в 1944–1945 годах.

Здесь необходимо остановиться еще на одной существующей точке зрения по поводу результатов боев под Прохоровкой. Некоторые горячие головы, не согласные с однозначным выводом официальных советских историков об успехе контрудара 12