Часа в 2 дня наши хозяева, семья С., тащили нас к себе обедать. Ни наши отказы, ни протесты не помогали – нас заставляли садиться за их стол. Это была семья, какую можно было встретить только в Ставрополе: старуха мать и ее три дочери относились к нам как к родным и своего сына и брата вряд ли так любили, как нас. Вечером мы отправлялись в рощу, слушали музыку и ухаживали…

5 августа, помню, я сидел на скамейке в аллее рощи и слушал мою любимую «Молитву» Чайковского. Уже смеркалось. По роще шел быстро гусарский поручик, видимо кого-то разыскивая. Увидев меня, он обрадовался и, поздоровавшись, тихо сказал:

– Вас немедленно просит к себе губернатор.

– А что, разве пахнет гарью?

– Да, и даже очень…

Я отыскал свою команду, приказал быть готовыми, чтобы ехать к губернаторскому дому.

– На ваш броневик одна надежда, – встретил меня полковник Глазенап. – Ставропольский полк после короткого сопротивления сдал Золотую гору и отошел в Старомарьевку. Поезжайте сейчас же туда, явитесь к начальнику отряда генералу Бруневичу[297] и помогите ему удержать деревню. Я не послал бы вас на ночь, так как знаю, что броневик ночью работать не может, но положение серьезное, город в опасности.

Две минуты спустя «Верный» мчался вниз по Николаевскому спуску, и Бочковский, по обыкновению, затянул песню. Ее дружно подхватили остальные. Встречные жители при виде мчавшегося броневика в тревоге смотрели на него и шептались между собою, предполагая, что, по-видимому, случилось что-то неладное. Было совершенно темно, когда «Верный» остановился на площади в Старомарьевке. Кругом бродили какие-то люди.

– Где здесь штаб генерала Бруневича? – крикнул я в темноту.

– Kaкой там генерал! У нас нет генералов! – послышалось в ответ.

Площадь вдруг зашумела множеством голосов:

– Товарищи, это корниловцы! Белые!

Оранжевые огоньки выстрелов начали пронизывать тьму. Вслед за этим разом затрещали мои пулеметы, покрыв своим стрекотаньем шум и крик. Затем «Верный» развернулся и понесся вон из села, продолжая выбрасывать рой пуль в ночную темноту.

В полуверсте от Старомарьевки, у северной окраины селения Надежда, я остановил машину. Здесь было тихо. Я сказал своей команде, что нужно во что бы то ни стало удержать Надежду; Ставропольского полка нет, он, очевидно, рассеялся и, кроме нас, некому защищать город.

Я приказал Шатанину и поручику Александрову взять пулемет Льюиса, ручные гранаты и ракеты и сказал им, что они будут заставою на дороге из Старомарьевки в Ставрополь. В случае наступления они должны бросить гранаты и открыть стрельбу; по этому сигналу «Верный» подойдет к ним на помощь. Время от времени я приказал им пускать светящиеся ракеты, то же самое будет делать и броневик в разных местах, чтобы противник думал, что нас много. Затем я взял ракету и карабин и пошел к Старомарьевке на разведку.

Перед мостом в поле, густо покрытом подсолнечником, было тихо, но на окраине селения слышался глухой шум и лай собак. Я пустил ракету. Она взлетела квеpxy и медленно опустилась, освещая бледно-зеленым светом ручей и ветлы за ним. Сразу же жалобно запели пули…

У броневика я нашел группу людей. Все они оказались из Ставропольского офицерского полка. Они говорили, что красные их зажали на Золотой горе, их ротный командир был ранен и они поспешно отступили. Я сейчас же приказал Кобенину[298] взять этих людей в заставу вправо на хутор и следить, чтобы никто без моего приказания с этой заставы не отходил.

Показалась луна. Вокруг стало видно шагов на тридцать. Со светом появилась уверенность, исчезло щемящее сердце чувство темноты и неизвестности. К нам подъехал большой разъезд казаков Хоперского полка, затем подошла и целая сотня. Узнав, что я командир броневика, командир сотни спросил меня, какие будут распоряжения?

Я дал казакам пулемет Льюиса и послал их сменить мою заставу на дороге, потом выдвинул секреты к Старомарьевке и к востоку от Надежды. На мой вопрос, где находится генерал Бруневич, командир сотни ответил, что он должен быть в каменной школе в Надежде, так ему сказали в Ставрополе в штабе губернатора.

Я отправился отыскивать школу. Пришлось пройти версты полторы по длинному селению до школы, но в ней было пусто и тихо. Когда я возвращался, то вдруг услышал сзади себя шаги. Я обернулся и остановился. Hа залитой лунным светом и уходившей вдаль улице никого не было. Я двинулся, и снова кто-то сзади зашагал: опять остановился и опять ничего… Становилось неприятно. Я вынул револьвер и… улыбнулся. Меня напугали мои собственные сапоги: они совсем развалились и я привязывал подошвы телефонной проволокой, – эти отвалившиеся подошвы и производили двойной шум шагов.

У броневика, с винтовкой в руках, шагал часовой. Остальная команда спала у своих пулеметов. Пофыркивали привязанные к плетню лошади, и казаки, лежа в канаве, курили, переговариваясь шепотом. А позади, на горе, блестели электрические фонари Ставрополя: там спокойно и беззаботно спали его жители, не зная, какая маленькая кучка людей защищает их беспечность.

Пришли из секретов казаки с донесением и снова исчезли и темноте. Изредка тишину нарушал одиночный ружейный выстрел и вспыхивала ракета. Ночь проходила. Начинало сереть, и от ручья потянуло сыростью.

6 августа

Утром в школе на этот раз оказался штаб генерала Бруневича. Из города приходили пешком или приезжали на извозчиках офицеры и добровольцы Ставропольского полка. Их распределяли по ротам и рассыпали в цепь перед Надеждой. Восточнее, на горе, разворачивался пластунский батальон, и еще правее, за балкой, заняли хутор казаки Хоперского полка.

Около 10 часов на бугре появились автомобили красных: два пулеметных и один с горной пушкою. Они потеснили хоперцев. С большим трудом, подталкиваемый руками, «Верный» перебрался через ручей и медленно пополз вверх по дороге с очень крутым подъемом. Красные автомобили поспешно убрались куда-то в лощину. Хоперцы снова выдвинулись вперед, а я вернулся в Надежду.

В 12 часов вновь затрещала стрельба. Красные перешли в наступление.

– Взберитесь на гору и остановите противника, – приказал мне генерал Бруневич.

– Слушаю, – ответил я.

Но мне не было по душе это приказание. Было очень трудно снова взбираться на гору, перегревая мотор и теряя время. На высотах не было удобных дорог, не было пути назад, да и в случае удачи трудно было преследовать противника, так как в лощине был сломан мост. Было бы невыгоднее самому атаковать красных в Старомарьевке, ворваться в село и действовать в тылу противника. Но мой долг был исполнить приказание, а не рассуждать.

На горе cpaзy пришлось