Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот теперь-то, думал я, нужен был «Верный». С ним я прорвался бы в тыл красных, обогнал бы их, прошел бы Старомарьевку и занял бы единственный мост через речку Надежда. Уж наверное, ни одна повозка не ушла бы… Но теперь искалеченный «Верный» стоял у дома губернатора, и полковник Глазенап, смотря на нас, перевязанных бинтами и в обгорелой одежде, говорил мне:
– Да, вы все поработали на совесть, но и вас обработали тоже на совесть… Теперь всем вам надо лечиться.
9 августа
«Верный» отправился в мастерскую на починку, а его вся команда – в госпиталь…
Большевиков отогнали от города так далеко, что в Ставрополе уже не слышно было орудийного гула. Городской сад по-прежнему сиял огнями, в нем играла музыка и гуляла многочисленная публика. В то же самое время город поспешно украшался для встречи генерала Деникина.
Недели через две большинство команды броневика выписалось из госпиталя. От нечего делать мы бродили по городу, ездили на дачу наших квартирных хозяев, объедались там прекрасными фруктами и чувствовали себя счастливыми… Лишь Бочковский да «Верный» продолжали: первый лечиться, а второй серьезно ремонтироваться. Их повреждения были тяжелы, но не безнадежны, и Бочковский, вопреки предсказаниям врачей, не умирал, а дал слово снова взяться за свой пулемет. И он сдержал слово, – впоследствии он оправился от своего тяжелого ранения и вернулся в строй.
С. Мамонтов[301]
СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ[302]
Батарея
В Екатеринодаре мы наконец почувствовали себя в безопасности. Не надо было больше скрываться. Правда, мы шли на войну, но это было другое дело.
Я пошел к тому самому капитану, который дал нам удостоверения.
– Мы хотим ехать в батарею. Скажите, где мы можем получить оружие, обмундирование и деньги?
Он посмотрел на меня с удивлением и усмехнулся:
– Не забывайте, что мы Добровольческая армия. У нас ни средств, ни складов нет… Оружие и обмундирование вы должны достать сами. В батарее вас этому научат. Денег у нас нет, да они вам не нужны. Армия живет за счет населения… пока что. Впоследствии видно будет.
Меня это поразило, но он оказался прав.
– Но ведь нужно взять билет на поезд?
– Никакого билета. Влезайте в поезд, и никто билета у вас не спросит. В крайнем случае вы покажите удостоверение.
– Где мы найдем батарею?
– Она находится в станице Петропавловской. Доедете поездом до Тифлисской, а там встретите офицера батареи, занятого перевозкой снарядов. Если его нет, обратитесь в станичное правление и вас доставят. Счастливого пути.
Нашли батарею в Петропавловской. Явились к командиру, полковнику Колзакову, были зачислены 27 августа 1918 года и назначены для перевозки снарядов. Я с радостью встретил капитана Коленковского[303], моего прежнего командира. Было еще несколько офицеров 64-й бригады, но их я не знал, кроме Абрамова. В батарее было с сотню офицеров на солдатских должностях и 12 солдат ездовых. Орудия были горные, трехдюймовые, с укороченными снарядами. Все номера были верхом. В батарее было 4 орудия и два пулемета для охраны.
Батарея действовала с только что сформированной первой конной Кубанской дивизией. Полки 1-й Екатеринодарский и 1-й Кубанский (Корниловский) составляли первую бригаду. Командир бригады полковник Топорков. Уманский и Запорожский полки составляли вторую бригаду под начальством полковника Бабиева.
Вскоре после нашего прибытия дивизию принял генерал Врангель, впоследствии Главнокомандующий. Иногда с нами работал 1-й Линейный полк. Уже формировалась вторая конная дивизия под начальством полковника Улагая.
Чины в нашей батарее не играли большой роли. Важна была давность поступления в батарею. Батарея пришла из Ясс, из Румынии, с отрядом Дроздовского и называлась 1-я конно-горная генерала Дроздовского батарея.
* * *
Наша новая служба состояла в быстрой доставке патронов и снарядов в дивизию. Мы жили в Тифлисской, когда приходил поезд, мы грузили патроны и снаряды на повозки и один из нас вез их в Петропавловскую. Обыкновенно мы привозили 10 тысяч патронов и 10 шрапнелей. Это составляло примерно пять патронов на человека. С этим не развоюешься. К счастью, у красных был тоже недостаток патронов. Однажды я привез 100 тысяч патронов и 100 снарядов – меня встретили ликованием.
Я любил эти поездки. Сперва переезжали мутные воды Кубани и проезжали немецкую колонию. Потом безбрежная степь на 60 верст. Глазу не на чем было остановиться. Посреди дороги хутор с деревьями и ручейком. Тут поили лошадей. Над самой станицей Петропавловской был громадный курган.
Мы фактически проводили время в дороге. Возвращаясь с пустыми подводами, я на полпути встречал брата[304], везущего патроны, и передавал ему винтовку для охранения. Фронта-то ведь не было. Были отдельные отряды.
В Тифлисской дочь хозяйки взяла мою руку, посмотрела и сказала:
– Вы спокойно можете ехать на войну – вы умрете в старости.
Тогда брат протянул ей свою руку. Она взглянула и ее оттолкнула.
– Меня убьют?
– Нет, вас не убьют на войне.
Больше пояснить она не захотела.
Действительно, брат умер в Константинополе, сейчас же после эвакуации. Предсказание исполнилось.
Я поверил ей и за себя не очень боялся, но боялся за брата.
Вскоре Коленковский умер от тифа. Тиф причинял нам больше потерь, чем бои. У нас не было ни календарей, ни часов. Поэтому я могу только приблизительно определять события месяцами. Задним числом иногда узнавал дату какого-нибудь события.
Наступление
Как я уже сказал, 1-ю Кубанскую конную дивизию принял генерал Врангель. В сентябре 1918 года он предпринял наступление. Внезапно он занял станицу Михайловскую и на спинах бегущих взял станицы Курганную, Чамлыкскую, Черномлыцкую и Урупскую. Брату и мне было приказано присоединиться к батарее, и мы участвовали в наступлении.
До этого у меня появилась экзема на плече. Я пошел к батарейному доктору.
– Вам нужно эвакуироваться, здесь вы от экземы не избавитесь.
– Доктор, я приехал воевать, а не валяться в лазаретах.
– Как знаете.
Действительно, экзема разрасталась, несмотря на все, что я ни делал. Но тут началось наступление, необычайный подъем. Об экземе я забыл и думать. Неделю мы не раздевались, шли все вперед.