Особенно это было заметно в племени, поселившемся между Греймутом и Уэстпортом. Люди почти сразу замкнулись в себе, когда Уильям на ломаном маори поинтересовался девушкой, которая сбежала от своего мужа-пакеха и занимается музыкой. В то время как в других племенах громко смеялись, когда он рассказывал о побеге Куры, эти люди явно нервничали, а потом и вовсе стали молчаливыми. Лишь жена вождя прояснила ситуацию.

— Он не про девушку с волосами как пламя, он спрашивает про тохунга, — сказала она соплеменникам. — Ты искать Кура? Кура-маро-тини? Та, что сбежала от того парня, который не любит…

Люди громко расхохотались над ее жестом, пояснявшим ситуацию; лишь Уильям озадаченно и несколько обиженно оглядывался по сторонам.

— Она так сказала? — поинтересовался он. — Но мы…

— Она была здесь. С высоким светловолосым мужчиной. Очень умный, тоже музыкант, тоже тохунга. Но робкий!

Остальные снова захихикали, но, судя по всему, о визите Куры рассказывать ничего больше не хотели. И Уильям задумался. Значит, Кура снова с каким-то мужчиной! Впрочем, не с Родериком Барристером; его она заменила так же быстро, как и бросила Уильяма, ради сцены. А теперь, значит, робкий светловолосый музыкант…

Желание Уильяма разыскать свою жену и как следует прочистить ей мозги, прежде чем обнять и убедить в своих собственных неоспоримых преимуществах, росло день ото дня.

Илейн переживала за Тима, который с каждым ее визитом выглядел все более худощавым, ожесточенным и усталым. Мимические морщинки вокруг его губ за последние недели сменились глубокими морщинами, которые возникают у большинства шахтеров от постоянного перенапряжения и усталости. Конечно, он, как и прежде, был рад видеть Лейни, но теперь ему было труднее смеяться и шутить вместе с ней. Однако дело было отчасти и в некоторой отчужденности, возникшей между ними, — былые доверительные отношения таяли с каждым днем, когда они не виделись. А эти дни накапливались, хотя для Лейни расстояние не было проблемой; дом Ламбертов находился в двух милях от центра города, и Баньши с Приятелем пробегали это расстояние за двадцать минут. Но после этого Илейн нужно было пройти мимо Нелли Ламберт, а это было суровым препятствием.

Иногда Нелли вообще не открывала, когда Илейн стучала в дверь тяжелой медной колотушкой. Роли и Тим, судя по всему, не слышали стука; звук доносился только до приемной, в лучшем случае до салона. В принципе, горничная или сама Нелли всегда должны были слышать, однако Илейн предполагала, что ее просто не хотят видеть. Да и в остальном Нелли находила тысячи причин для того, чтобы держать подальше «подругу» сына — слово «невеста» она не принимала, хотя Тимоти не делал тайны из своих намерений. «Тимоти спит», «Тимоти плохо себя чувствует», «Роли повез Тимоти гулять, и я понятия не имею, когда они вернутся» — каждый раз миссис Ламберт находила причину, чтобы не пустить в дом Илейн. Один раз она до смерти напугала девушку, заявив, что Тим лежит, у него ужасный кашель и он не может принять ее. После этого Илейн в панике бросилась обратно в город и поделилась бедой с Бертой Лерой.

Впрочем, той удалось развеять опасения Илейн.

— Боже мой, Лейни, ваш Тим заработает воспаление легких не раньше, чем вы или я. Конечно, он подвергался опасности, пока лежал в постели, но, судя по тому, что я слышала, сейчас он двигается больше, чем мы все, вместе взятые. Кроме того, мы узнаем все из первых рук: Кристоф сейчас у Ламбертов. Нелли тоже сводит его с ума. Будто бы Тиму больно кашлять и Кристоф, конечно же, должен посмотреть. Надеюсь, он не простудится сам, в такой-то дождь…

И действительно, на улице лило как из ведра, Илейн тоже насквозь промокла после бешеной скачки. Берта вытерла ей волосы и усадила к камину, а сама взялась заваривать чай. Несмотря на это, когда доктор Лерой вернулся, Илейн все еще дрожала.

— Я насчитаю этой даме двойной гонорар, Берта, скажу тебе по секрету! — ругался он, наливая себе в чай бренди. — Четыре мили в бурю из-за какой-то несчастной простуды!

— Но… — Илейн хотела что-то сказать, однако доктор Лерой лишь покачал головой.

— Да, мальчику больно кашлять, но все дело в том, что из-за недостатка тренировок мышцы еще не пришли в тонус. Когда я приехал, он как раз поднимал тяжести…

— Зачем же? — спросила Илейн. — Я думала, он хочет снова научиться ходить.

— А вы знаете, сколько весят одни только шины, которые он должен поднимать при каждом шаге? — Доктор Лерой налил себе еще чаю и плеснул бренди в чашку Илейн. — Серьезно, девушка, я никогда не видел, чтобы человек работал так тяжело и дисциплинированно, как Тимоти Ламберт. Уже даже я не сомневаюсь, что он поведет вас к алтарю на своих двоих. То, что он показал мне сегодня, несмотря на кашель и насморк, просто потрясло меня! Однако я все равно прописал ему постельный режим на два дня, чтобы он немного отдохнул от простуды и боли в мышцах. Но послушается ли он? Кроме того, я объявил ему, что завтра придете вы, проверите, как он слушается. Я сказал это в присутствии дракона, который именует себя его матерью, так что вряд ли она не откроет дверь!

Нелли Ламберт предпочла бы, чтобы Лейни приходила только по особым случаям или по личному приглашению Ламбертов. Примерно раз в две недели она принимала девушку и угощала ее чаем — ужасно натянутые мероприятия, которые Лейни ненавидела. В том числе и потому, что во время чаепития Ламберты, конечно же, принимались расспрашивать ее о детстве, якобы проведенном в Окленде, о родственниках и английских корнях, — Илейн все больше и больше запутывалась в собственной лжи, подробности которой постоянно забывала. Ей приходилось изворачиваться под недоброжелательными взглядами миссис Ламберт. При этом она всякий раз замечала веселые искорки в глазах Тима.

Тим видел ее насквозь, чувствовал ее ложь, и Илейн опасалась, что он расценивает это как недостаток доверия к нему. Она постоянно была готова к тому, что он заговорит об этом, и очень нервничала и напрягалась, когда оставалась с ним наедине. Тим, в свою очередь, терпеть не мог сидеть напротив Лейни в инвалидном кресле или, хуже того, позволять ей отвозить себя куда-то. Тренировки с гантелями приносили очевидные плоды; он уже наловчился даже сдвигать с места свое кошмарное кресло на несколько метров. Но повороты или даже самые простые маневры были тяжелой работой. Кроме того, Тиму ужасно не нравилось представать перед всеми калекой. Когда Илейн приходила в его личные комнаты, Роли обычно помогал ему сесть в нормальное кресло. Но стулья вокруг обеденного стола в салоне были неудобными, а кресла и диван — слишком низкими. Поэтому Тиму невольно приходилось соглашаться на инвалидное кресло, что заставляло его нервничать и напрягаться. Нормального общения при этом не получалось. Иногда после таких визитов разочарованная и беспомощная Илейн плакала, зарывшись в гриву Баньши или Приятеля, в то время как Тим, оставшись в своей комнате, вымещал ярость на гантелях или помощниках и начинал тренироваться еще ожесточеннее.

Поэтому оба с ужасом ждали праздничного рождественского ужина, на который миссис Ламберт торжественно пригласила девушку.