– Воистину так. Как раз поэтому Цезарю лучше дружить с философами, чем превращать их во врагов. Если вникнуть, то многие советы Диона вполне здравы. Я перечитаю его сочинение и кратко изложу основное, чтобы Цезарь прочел на досуге.

– Досуг! – рассмеялся Траян. – Его мне отчаянно не хватает. Что ж, довольно о мировых проблемах. Займемся делами ближайшими. Какие у нас нынче прошения? – Он подал знак секретарю, и тот принес перечень ждущих аудиенции граждан вкупе с изложением их просьб. Траян всмотрелся в список. – А это кто такой? Луций Пинарий: имя мне смутно знакомо. Мы встречались?

– Не думаю, – сказал Адриан. – Я уже просмотрел список и тоже обратил внимание. Пинарии – род древний, патрицианский, родственники Божественного Юлия и Божественного Августа, но нынешний представитель ничем не выделяется, он даже не сенатор, хотя располагает солидным состоянием.

Траян хмыкнул:

– Судя по пометкам, его просьба касается предмета, который мы только что обсуждали. Сей Луций Пинарий желает выкупить из рабства ребенка; он утверждает, будто мальчик его отпрыск, и просит признать его наследником по закону с восстановлением имени и гражданства. Ведь тут не то же самое, что дарование вольной? По закону получится, что мальчик родился гражданином и не был рабом, хоть и вырос та ковым.

– Подобных прецедентов множество, – ответил Адриан, – но каждый случай приходится рассматривать отдельно, ибо везде свои тонкости. Следует ли, скажем, заплатить нынешнему владельцу ребенка за его воспитание, или хозяин должен безвозмездно передать бывшего раба законному родителю?

Траян сосредоточенно кивнул:

– Сколько мальчику лет?

Секретарь сверился с записями.

– Пятнадцать, Цезарь.

– Ага! – поднял бровь Траян. – Что ж, давайте посмотрим. Введи их.

Вошел одетый в лучшую тогу Луций Пинарий. Он держался скромно, но уверенно, а покои оглядел так, словно уже бывал в них. Напротив же, мальчик, сопровождающий его, был откровенно потрясен великолепием обстановки и смотрел вокруг широко распахнутыми глазами.

Траян и Адриан обменялись короткими понимающими взглядами. Оба являлись знатоками мужской красоты, а мальчик был на редкость хорош собой. Русоволосый и зеленоглазый, он мало походил на предполагаемого отца.

Траян взял секретарские заметки, прочел их и передал Адриану. Затем взглянул на Луция Пинария:

– Твои притязания на отцовство по отношению к мальчику в лучшем случае шатки, гражданин. Прежде всего, потому что ты не раскрываешь личность матери. По какой причине?

– Моя связь с матерью мальчика была незаконной, Цезарь.

– Иными словами – поводом для скандала.

– Да, не хранись она в тайне, вышел бы скандал, – кивнул Луций. – Вот почему я не хочу раскрывать личность матери даже притом, что она уже не пребывает в числе живых. Но я клянусь богами, что она была свободнорожденной женщиной и наш ребенок, соответственно, тоже таковым является.

– Уверен ли ты, что мальчик – отпрыск именно твой, а не другого мужчины?

– Абсолютно, Цезарь.

Адриан оторвался от записей:

– Если верить написанному, мальчика бросили вскоре после рождения неподалеку от Альба-Лонги. Собиратель пожал его и продал как раба, после чего ребенок сменил нескольких хозяев и в итоге оказался у теперешнего. Ты внятно описал все шаги, предпринятые к его отысканию, но откуда тебе знать, что найден нужный ребенок?

– Из-за физической особенности.

Адриан снова заглянул в записи.

– Ах да, вижу, перепонка меж пальцев. – Он посмотрел на мальчика и улыбнулся. – Лицо у него безупречно, однако боги наградили его тайным изъяном. Просто поэма Феокрита.

Траян со смехом покачал головой:

– Маленький Грек! Да найдется ли хоть один смазливый мальчишка, который не напомнил тебе какую-нибудь поэму? Но где же нынешний хозяин мальчика? Пригласите его.

Вошедший человек носил не тогу, а яркую тунику, и его провинциальность явно подтверждал заметный греческий акцент.

– Меня зовут Акакий, Цезарь. Я живу в Неаполе. Мальчик является моей собственностью.

Траян взглянул на его ноги:

– Сандалии у тебя покрыты пылью.

– Мраморной пылью, Цезарь. Я скульптор. И приобрел этого раба, поскольку прежний владелец подметил в нем склонность к ваянию и предложил его мне. Мальчик живет со мной пять лет. У него немалый талант. Нет, не просто немалый – божий дар. Благодаря данному мной образованию он стал весьма искусным ремесленником, и мне сдается, что со временем он превратится в настоящего художника – возможно, даже великого. В этого раба, Цезарь, вложено много денег и времени, и если он одарен, как я думаю, то в будущем принесет мне солидный доход. Я не желаю его отдавать.

Траян поскреб подбородок:

– Понимаю. Выйдите все, Цезарь намерен поразмыслить.

– Но, Цезарь, – заговорил Луций, – я даже не успел сказать по существу…

– Факты записаны? Записаны. Можешь удалиться.

Когда тяжущиеся вышли, Траян приказал рабу принести вина.

– Похоже, дела не уладить без вдохновения от Бахуса, – заметил он, запрокинул голову и осушил чашу. – Ну, племянник, что скажешь? Кто есть Луций Пинарий: любящий отец, предпринявший геркулесов труд в поисках давно потерянного сына, или попросту старый похотливый козел, вознамерившийся отобрать чужого раба?

– Ты читаешь мои мысли, – откликнулся Адриан.

– Вы опять за свое! – вмешалась Плотина. – Неужто нельзя взирать на мир иначе, нежели через призму ваших наклонностей? Не каждому пятидесятилетнему мужчине охота спать с миловидными мальчиками.

Траян пригубил вторую чашу и усмехнулся:

– Дорогая Плотина, Пинарий даже ни разу не женился. И ты всерьез думаешь, что его не интересуют мальчики? – Он вдруг разразился хохотом и смеялся так звучно и долго, что пришлось утереть слезу. – Вспоминаю слова одного моего слуги. Дело происходило в годы службы отца губернатором в Сирии, я тогда был при нем трибуном. Однажды у меня выдался особенно тяжелый день, и дома слуга спросил, не подать ли чего. Я ему говорю: «Что ж, не откажусь, если подашь мне пару пятнадцатилетних сирийских мальчишек». А он мне с преданнейшим видом: «Разумеется, хозяин, но, если я не найду двух пятнадцатилетних, не привести ли одного тридцатилетне го?» Ну и остряк он был!

Прыснула даже Плотина. Она давно смирилась с наклонностями мужа и легко потешалась над ними. Ее радовало, что мужу хватает чувства юмора и он умеет посмеяться над собой. Молодой же Адриан, наоборот, относился к таким вещам чрезвычайно серьезно. Он имел обыкновение разглагольствовать о философских и мистических свойствах влечения, тогда как Траяну хотелось просто развлечься.

– Итак, – произнес Траян, – что нам известно о Луции Пинарии?