он почти десять лет служил в королевском чарисийском флоте, что делало его особенно ценным для "Кракена", учитывая, что галеон больше не был невинным грузовозом, которым он казался.

- Думаю, - продолжил капитан через мгновение, - что было бы неплохо очень тихо разбудить вахту внизу.

- Да, сэр, - согласился Эдуирдс. Затем он сделал паузу и прочистил горло. - Ах, сэр. Вы хотите, чтобы я пошел дальше и подготовил оружие? Не открывая портов?

Фишир задумчиво посмотрел на своего первого лейтенанта.

Либо у Кивина больше воображения, чем я предполагал, либо я действительно что-то замышляю, - подумал он. - Боже, как бы мне хотелось убедиться, что Кивин просто паникует больше, чем обычно!

- Считаю, что на самом деле это может быть очень хорошей идеей, - сказал он. - Но тихо, Кивин, тихо.

* * *

- Надеюсь, вы убедили своих людей в необходимости проявить к этим еретикам достаточную твердость, капитан Кейрмин?

- Конечно, отец, - ответил Томис Кейрмин и повернулся, чтобы посмотреть отцу Стивину в глаза. Он предпочел бы избежать этой особой необходимости, но интендант был одним из тех инквизиторов, которые были почти полностью уверены в своей способности читать правду в глазах других людей. Что оставляло крайне неразумным делать вид, будто кто-то пытается отказать ему в этой возможности.

Отец Стивин Грейвир пристально посмотрел в глаза Кейрмина, как будто только что прочитал мысли капитана.

Я, конечно, надеюсь, что он этого не смог, - подумал Кейрмин, - учитывая, что инструкции сэра Вика были почти полностью противоположны инструкциям инквизиции!

- Хорошо, капитан, - сказал Грейвир через мгновение. - Хорошо.

Интендант снова отвернулся, вглядываясь в густую черную тень склада. Смотреть было почти не на что - пока - и верховный священник громко вздохнул.

- Понимаю, - сказал он, как будто разговаривая сам с собой, - что не все по-настоящему осознают опасность пропасти, на которой мы все стоим. Даже некоторые члены епископата, похоже, не до конца осознают, что происходит.

Это, - подумал Кейрмин, - почти наверняка отсылка к епископу Эрнисту.

Это отражение не сделало его особенно счастливым.

- Полагаю, их трудно винить, - продолжил Грейвир. - Все люди хотят верить в доброту других людей, и никто не хочет верить, что простые смертные могут нарушить собственный Божий план вечного благополучия человека. Но даже архангелы, - он коснулся своего сердца, затем губ, - к своему сожалению, обнаружили, что грех может уничтожить любую доброту, может развратить даже самого архангела. Эти чарисийцы, - он медленно покачал головой, - приложили руку к собственной работе Шан-вей. И, подобно своей вечно проклятой хозяйке, они начали с того, что высказывали благочестивые опасения, скрывающие их истинную цель.

Кейрмин наблюдал за спиной интенданта, прислушиваясь к глубоко укоренившемуся гневу - разочарованию - в голосе другого мужчины.

- Любой человек, даже сам великий викарий, всего лишь смертный, - сказал Грейвир. - Это то, что делает их обвинения такими чертовски убедительными для тех, у кого слабая вера. И все же, каковы бы ни были смертные слабости его святейшества в его собственной персоне, когда он говорит как управляющий Лэнгхорна, он говорит с непогрешимостью Самого Бога. Среди викариата могут быть... несовершенства. Могут быть единичные случаи подлинной коррупции среди священнослужителей. В конце концов, это одна из тех вещей, на искоренение и наказание которых архангел Шулер уполномочил управление инквизиции, и задачи инквизиции никогда не будут выполнены полностью, как бы рьяно мы ни старались. Но когда грешные люди бросают вызов главенству собственной Божьей Церкви, как бы тщательно они ни облекали свой вызов в кажущийся разум, это дело рук Шан-вей, а не Лэнгхорна. И, - он снова повернулся, вполглаза глядя сквозь темноту на Кейрмина, - их нужно остановить. Как хирург отсекает больную конечность, яд Шан-вей должен быть удален из тела верующего, очищен огнем и мечом.

Кейрмин пожалел, что у него не хватило смелости спросить интенданта, разрешил ли епископ его присутствие здесь этой ночью. Или, если уж на то пошло, знал ли епископ Эрнист вообще, где находится Грейвир. Но он не осмелился - так же, как не осмелился расспросить Грейвира, когда интендант появился с дюжиной своих товарищей-шулеритов, которых распределили по различным войсковым подразделениям, предназначенным для сегодняшней операции.

И, насколько я знаю, он совершенно прав насчет того, что происходит в Чарисе, и что это значит для всех нас. Я всего лишь солдат - что я знаю о Божьей воле? О непогрешимости великого викария? То, что говорят чарисийцы, звучит разумно, учитывая то, что, по их словам, "рыцари земель Храма" действительно хотели, чтобы с ними случилось, и почему. Но откуда мне знать, что они говорят правду, когда сама Мать-Церковь настаивает на том, что все их обвинения - ложь? В конце концов, отец Стивин прав по крайней мере в одном - они не зря называют Шан-вей "Матерью Лжи"!

- Отец, - сказал он наконец, - я солдат, а не священник. Я сделаю все возможное, чтобы следовать моим приказам, но если вам все равно, я оставлю решения относительно доктрины и теологии тем, кто лучше годится и обучен их принимать.

- Это именно то, что вы должны сделать, капитан. - Голос Грейвира был теплее, более одобрительным, чем все, что Кейрмин слышал от него до сих пор. Затем интендант снова повернулся, чтобы посмотреть в ночь, и кивнул головой.

- Именно то, что вы должны сделать, - мягко повторил он.

* * *

- Не мог бы ты, пожалуйста, пойти спать? - потребовала Лизбет Уолкир.

- Что? - Эдминд Уолкир отвернулся от поручня, когда за его спиной появилась его жена. Она мгновение смотрела на него, затем скрестила руки на груди и покачала головой.

- Я сказала, что тебе пора в постель, - строго сказала она ему.

- Да, знаю. Я просто... немного дышу свежим воздухом.

- Имеешь в виду, что стоишь здесь и пытаешься набраться смелости, чтобы уговорить меня в следующий раз остаться дома.

Эдминд слегка поморщился от прямоты ее язвительного вызова, но затем пожал плечами.

- Думаю, это отчасти так, - признал он, - и мне жаль. Знаю, что это сделает тебя несчастной - что, вероятно, означает, что мне повезет, если я сам вернусь в море с головой, не раскроенной кухонной кастрюлей! Но вот оно что. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось, Лиз. Мне очень жаль, но я просто