– Мистера Банди представляли в общей сложности четырнадцать адвокатов, – говорил Коулмен. – Он также представлял сам себя. Мы полагаем, что он фактически не имел реальной профессиональной юридической поддержки.

Могли ли Коулмен и Нельсон убедить апелляционный суд, что Тед Банди безумен? Безумного нельзя казнить, даже если его безумие наступило после того, как он был приговорен к смерти. Вик Африкано, защитник Теда в деле Кимберли Лич, полагал, что Тед представляет собой случай «раздвоения личности». «За все то время, которое я провел с Тедом Банди, я ни разу не замечал в нем ничего такого, что могло бы указывать на способность совершения подобных преступлений», – заметил Африкано в июне 1986 года.

Не замечала этого и я. Тед от всех скрывал эту сторону своей личности.

Боб Декле, прокурор на суде по делу Лич, придерживался более жесткой и менее снисходительной точки зрения. Он рассматривал Теда под другим углом зрения. За его карьеру через него прошло слишком много социопатов, чтобы он мог поддаться на их уловки.

– Социопат – такой человек, с которым очень приятно посидеть и поболтать. И чем больше вы слушаете его рассказы о том, как общество – буквально все вокруг – несправедливо относится к нему, тем больше вы ему верите. Бывали моменты, когда и я верил Теду Банди. Но не забывайте, он просто один из множества социопатов, просто значительно более привлекательный внешне, чем большинство из них.

Казалось, что неизбежная развязка приближается. В Старке, штат Флорида, начался отсчет времени. Нельсон и Коулмен писали апелляции, запросы о слушаниях о помиловании и отсрочках исполнения наказания. На все был получен отказ. Тед и тридцатилетний Джеральд Стано, также уличенный в десятках убийств молодых женщин на сексуальной почве, были должны умереть вместе за два дня до Дня независимости.

Я была почти уверена, что Теду на сей раз суждено умереть. Я была до такой степени уверена в этом, что по своей наивности попыталась ему позвонить. Частные звонки не поощряются в тюрьме Рейфорд. В офисе суперинтенданта Даггера меня тем не менее заверили, что сообщат Теду о моем звонке.

Кэрол Энн Бун была с Тедом, верная и преданная, как всегда. Она и ее сын Джейми Бун. Она проводили время с Тедом всякий раз, когда им разрешали. Кэрол Энн, попавшая в объективы камер, выглядела сильно похудевшей по сравнению с 1979 годом, годом процесса над Тедом, а ее темные волосы были осветлены. Она сильно изменилась, будто бы переняв у мужа его способность меняться подобно хамелеону.

Рано утром во вторник 1 июля Кэрол Энн, Джейми и Роуз, четырехлетняя дочь Теда и Кэрол Энн, встретились в закрытом помещении для посетителей. Кэрол Энн вышла из тюрьмы Рейфорд вскоре после полудня, закрыв голову зеленым пластиковым мешком для мусора. Джейми защищал ее от назойливых репортеров, крича в ответ:

– Заткнитесь… заткнитесь!

Теда перевели в камеру ожидания – последний шаг перед переселением в камеру смертника, – но он не выказал ни малейшего страха.

За исключением глаз. «Было что-то такое в его глазах, – вспоминал один из охранников, – что заставляло думать: а может быть, он действительно боится?»

Тед ел завтрак, состоявший из овсянки и горячих пирожков. Охранники внимательно следили за ним, чтобы удостовериться, что он не совершит самоубийства и не ускользнет из объятий электрического стула.

Но у него не было причин совершать самоубийство. Тед чувствовал, что время еще не настало. Вначале ему и Джеральду Стано была дана отсрочка приговора на сутки, а затем вообще на неопределенное время. Тед находился всего в пятнадцати часах от смерти, но не продемонстрировал ни малейших признаков страха, если только легким дрожанием челюстных мышц.

Сохранив чувство собственного достоинства, Тед вновь перешел из камеры ожидания в обычную камеру. Махинации его адвокатов с судами вновь завершились отсрочкой. Когда районный судья Форта Лодердейл Уильям Злоч отклонил апелляцию адвокатов Теда, в которой они подвергали сомнению признание Теда виновным в деле о «Хи Омега», Нельсон и Коулмен обратились с апелляцией в 11-й окружной апелляционный суд в Атланте. Комиссия из трех судей должна была оценить решение Злоча и апелляцию. Это могло занять несколько месяцев, а возможно, и лет.

Создавалось ощущение, что Теда Банди вообще невозможно казнить. Он каждый раз побеждал систему, а налогоплательщики Флориды платили за это.

4 августа Тед написал мне ответ на письмо, которое я послала ему в марте. Его почерк совершенно вышел из-под контроля. Страницы были исписаны вкривь и вкось, множество слов перечеркнуто и надписано сверху. Какое-то время он должен был чувствовать себя в безопасности, но по его почерку понять это было невозможно.

«Я получил сообщение, которое ты направила мне через суперинтенданта Даггера. Большое спасибо. Спасибо также и за деньги и марки, которые ты прислала в апреле. Теперь, когда все немного успокоилось, я могу сосредоточиться на писании писем».

Разделавшись с этикетными формулами, Тед вновь начал распространяться по поводу моей неспособности правильно понять серийные убийства. Он находил меня «искренней», но «плохо информированной и несвободной в суждениях».

«У тебя просто нет достаточно широкой базы данных, чтобы делать какие-то выводы, – ворчал он. – Я могу лишь посоветовать тебе обратиться к обзору выводов из исследований, проведенных Отделом наук о поведении и представленных в августовском издании «Бюллетеня ФБР» за 1985 год. Хотя доклад носит довольно общий характер, он представляет собой самое лучшее исследование в данной области, которое мне когда-либо попадалось, а я просмотрел большое их число. Это всего лишь начало, но превосходное начало».

ФБР, когда-то казавшееся Теду «переоцененными ублюдками», теперь почти заслужило его печать одобрения. У меня был бюллетень ФБР, на который ссылался Тед, и я знала двоих его авторов. Это действительно было превосходное исследование – исследование, которое с тех пор превратилось в книгу «Убийства на сексуальной почве: модели и мотивы» Роберта Ресслера, Энн Берджесс и Джона Дугласа.

В этом письме Тед просил меня не публиковать его слова, и я решила выполнить его просьбу до тех пор, пока он жив и ведет свои юридические битвы. Он явно не доверял мне и несколько раз подчеркнул, что в жизни почти никому не доверял.

На нескольких страницах он изливал свои эмоции по поводу человека, публично оглашавшего то, что Тед якобы рассказал ему по секрету. Тед подчеркнуто отрицал справедливость его слов. Попавшийся на удочку хитрости другого человека, Тед был вне себя от возмущения.

«Он предстал таким достойным, искренним, профессиональным и довольно академичным человеком, – писал Тед, преисполненный возмущения. – А оказался не только поверхностным проходимцем, но и откровенным лжецом. В самом прямом смысле слова. Это потрясло меня. В самом деле. За много лет я встречал разных людей. [48] на первый взгляд не был лжецом, и, тем не менее, он сфабриковал такие вещи, какие до него никому не приходили в голову. Это очень печально, Энн. Я не говорил с ним ни об одном деле, в котором я проходил в качестве подозреваемого. Ни разу. Я не такой идиот. Я не высказывал никаких предположений, мы беседовали на абсолютно общие темы. Ничего не записывалось на пленку… Никто прежде не лгал мне так, как он. Даже копы. Это подобно сезону охоты на Теда Банди. Любой может сказать что угодно о Теде Банди, и люди поверят его словам, если они легко выстраиваются в популярный миф…»