Саркофаг пересекал облачный слой. Гэ увидела, что ее окружают странные туманные вуали, серые и белые. Она полагала, что облака — это создания, рожденные в результате союза холодных и горячих воздушных масс (она об этом читала что-то такое в библиотеке в холостяцких отсеках, прежде чем кислородные ограничения вынудили бескастовых оставаться взаперти по своим каюткам), но не думала, что у них будет такая парообразная, рваная консистенция. Ее воображение, такое же ограниченное, как проходы и каютки «Эль-Гуазера», не могло представить вещей настолько необычных.

Головные корабли пустынны, как будто лишились всех своих обитателей. Им навстречу выбегает мужчина, его побелевшее лицо и выкатившиеся глаза выражают неописуемый страх. На нем зеленый комбинезон техника.

— Харп, наш сторонник, — поясняет управляющий Жиль.

— Управляющие и другие касты… сели в шаттлы, — бормочет Харп, которому еле удается перевести дыхание.

— Ничего страшного, — говорит Жиль. — Мы возьмем оставшиеся шаттлы.

— Сработала функция «К»…

Теперь изменился в лице Жиль.

— Сколько времени у нас осталось? — невыразительно спрашивает он.

— Пятнадцать… пятнадцать минут С.С.В.

— Если действовать быстро, этого хватит, чтобы погрузиться на борт и убраться от взрывной волны!

По вспыхивающим в его глазах огонькам отчаяния Гэ понимает, что управляющий Жиль пытается уговорить прежде всего самого себя.

— Мое начальство промахнулось, — стонет Харп. — Страшно промахнулось: они не сообразили, что функция «К» распространяется не только на ракетный поезд, но и на весь комплекс десантных шаттлов. Людям, которые все это конструировали, вовсе не улыбалось, чтобы враги могли сбежать на посыльных кораблях. Я сам только что убедился.

За этими словами следует напряженное молчание. Голова колонны взрывается паническими шепотками, они разлетаются по проходам как лесной пожар. Управляющий Жиль сглатывает и хрипло спрашивает:

— Ты уверен в своих словах?

— Конечно, — говорит Харп, задувая хрупкий огонек надежды, который все еще светится в глазах Гэ. — Я заходил в центральную пилотажную рубку, бортовые компьютеры это говорят совершенно недвусмысленно. Мое начальство решило, что директива «К» касается только основного поезда, и не удосужилось взглянуть на экраны мониторов.

— Давайте немедленно остановим процесс!

— Невозможно! Придется демонтировать все электронные схемы. Это три Д.С.В.-дня работы… Мы взорвемся, но они тоже. Ничего и никого не останется от «Эль-Гуазера»…

Управляющий Жиль оглядывается через плечо. Лица за его спиной — маски отчаяния.

— Ты хочешь сказать, что мы пропали, Харп?

— Я не «хочу», я прямо так и заявляю.

— Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы спасти избранную! Во имя Маа и ясновидящих…

Техник Харп поднимает глаза на Гэ. Он приоткрывает рот, закрывает его, снова открывает, но словам никак не сорваться с его губ. По всей видимости, его мучает ужасная внутренняя борьба. Свет прожекторов головного корабля прорывается в проход, отражается от капель пота на его гладкой голове.

— Решение, может быть, есть, — говорит он срывающимся голосом.

— Так ну же? Время поджимает! — вскрикивает Жиль.

— Есть… скафандр для автономного выхода… Я готовил его для себя на случай, если что-то пойдет не так…

— Я не могу принять твоей жертвы! — восклицает Гэ.

Управляющий поворачивается к ней, хватает за плечи и с жаром вглядывается в нее.

— Если кто-то из нас должен спастись, так это ты, Гэ, — твердо говорит он. — Ты, которую избрала крипта прозрений, ты, которую признали Маа и ясновидицы, ты — дар Эль Гуазера человечеству. Если ты откажешься, значит, мы так долго скитались напрасно, мы пожертвовали собой напрасно. Живи, Гэ, исполни свое назначение, и мы будем жить в тебе. Ты будешь памятью о нас. Живи, а мы встретим смерть мужественно, с гордостью, помня о тебе.

Его речь сопровождается шквалом криков.

Скафандр вынырнул из облачного покрова, и Гэ наконец увидела Землю. Ее охватило сильнейшее волнение — как в тот раз, когда она увидела в необъятном небе голубую точку планеты предков. Она попыталась различить поселения или следы цивилизации, но не заметила ничего, кроме охристых и коричневых ландшафтов, пересеченных по центру бесконечной узкой лентой голубого цвета. Отчего сотне тысяч пассажиров «Эль-Гуазера» пришлось умереть, чтобы она выжила? Перепуганное лицо техника будет преследовать ее до конца жизни.

— Сколько еще времени, Харп? — нервничает управляющий Жиль.

— Десять минут…

— Она не рискует попасть под взрывную волну?

Гэ соскальзывает в скафандр. В шлюз катапультирования избранную, управляющего и техника сопровождают всего четверо. Остальные остаются в коридорах, все они берут друг друга за руки, образуя длинную человеческую цепь, растянувшуюся на четыре корабля. Гнев, бунт, отчаяние вытеснены серьезностью и спокойствием. Они запевают гимн возвращения, и никогда еще песня надежды не звучала с такой силой в «Эль-Гуазере».

— Не знаю, — сипит Харп.

Теперь он жалеет, что предложил свой скафандр избранной. Если он и следовал учению Маа и провидиц, то прежде всего потому, что одарен от природы бунтарским духом, потому, что на такой манер самоутверждался внутри касты. Он уже не может отступить — пленник своего слова, заложник своих товарищей. Вероятно, лишь он один умрет с чувством сожаления. Он программирует курс скафандра на вход в земную атмосферу и автоматическое раскрытие парашютов. Он запускает вспомогательный двигатель, старательно закрывает иллюминатор (он остается техником и любит как следует сделанную работу) и открывает кислородный клапан. Он улавливает через стекло блеск в глазах Гэ, и его душит приступ ярости. Управляющий Жиль резко отталкивает его и легким движением руки салютует в последний раз. Она не слышит его, но полагает, что он желает ей удачи. Она улыбается ему, она не плачет, но ее одолевают угрызения совести, томят и рвут ей душу. Гимн возвращения на родину, что исходит из тысяч грудей, перекрывает рев двигателя ее скафандра. Так что, не зная, как выразить им свою благодарность, она поет вместе с ними.

Она видит, как их фигуры покидают шлюзовую камеру, круглая дверь закрывается. К ней внезапно приходит ощущение огромной скорости, и она выносится в пустоту. Скафандр, толкаемый своим двигателем, быстро удаляется от вереницы звездолетов — вытянутой серой массы, которая быстро уменьшается в поле ее зрения, — и движется к бело-голубому полумесяцу Земли. Ее угнетает чувство одиночества.

Грозный взрыв озаряет космос, сграбастывает скафандр своими могучими вихрями. Двигатель завывает, набирает обороты, чтобы его не снесло огненным дыханием. Гэ не успевает оплакать судьбу пассажиров «Эль-Гуазера», как вторая волна взрывов — вдалеке — испещряет небесную равнину роскошными световыми букетами. По мере того, как пылающие обломки кораблей и шаттлов разбегаются по темному фону неба, словно шальные кометы, она понимает, что осталась единственной выжившей среди изгнанников, последним осколком великой мечты «Эль Гуазера».