Тихонрава колебалась: эти мольбы ее тронули, но не так просто было расстаться со старой обидой, которая, хоть изрядно выдохлась, успела пустить долгие корни в душу.

– Ну а как же мой Несветушка? – Она испытывающе взглянула Снефрид в глаза. – Коли у тебя сынок родится, моему что же – в лесу пропадать?

– Он получит все, чего ты для него пожелаешь.

– Я хочу, чтобы Улеб ему, как старшему сыну, все, что надлежит, пожаловал. Несвет мой – его старший сын от водимой жены, не в поле обсевок.

– Он получит все, что положено старшему сыну Улеба.

– И наследником его будет? – Тихонрава недоверчиво наклонилась к ней.

– Я не могу дать такое обещание вместо мужа, но буду просить его об этом.

– Ой ли? – Тихонрава не верила, что соперница может отстаивать права ее сына.

– Если твой сын останется непризнанным, у меня не будет сыновей, и так Улеб вовсе не получит наследников. А так у него будет хотя бы один, а после, может быть, если боги смилуются, и больше. Ведь так?

– Ну, пусть так…

– Где этот ребенок? Я могу его увидеть?

– Да вон он. – Тихонрава подняла глаза. – Несветушка, сойди к нам.

Снефрид и раньше различала, что на полатях слышится тайное шевеление и смотрят из-за занавески детские глаза – одно любопытное личико оттесняет другое. Занавеска отдернулась, сверху ловко спустился отрок лет девяти – светловолосый, приятный видом. С первого взгляда и Свенельд, и Снефрид увидели в нем сходство с Олавом – в глазах, в очертаниях лба, не очень большое, но заметное.

– Вот он. – Тихонрава поставила смущенного отрока перед гостями, помолчала, потом объявила: – Так и быть, ради твоего несчастья… Коли Улеб согласен моего Несвета старшим сыном признать и все наследство свое ему обещать, пусть присылает бояр и при всем роде моем объявляет. Тогда, как сравняется ему двенадцать лет, пусть едет в Холмогород. И когда приедет… может, чуры научат, как тот подклад… как чары бабкины снять. Согласны?

– Я буду просить мужа, чтобы согласился, – Снефрид вздохнула с облегчением. – Да благословят тебя боги, добрая женщина! Не всякая смогла бы простить обиду, но боги наделили тебя добрым сердцем, и пусть они дадут тебе столько же счастья, сколько ты возвращаешь мне!

Она встала, показывая, что готова уйти, прочие тоже поднялись. Тихонрава проводила гостей до порога дома, Меледа – до лошадей.

– Как у них называется сын от другой жены? – спросила Снефрид, когда Свенельд помогал ей сесть в седло.

– Ты не выговоришь. Другая жена – иночь, сын от нее – иночичь.

– О всемогущие асы!

Небольшой отряд тронулся по своим же следами обратно к лесу. Тихонрава, выйдя к воротам, глядела им вслед, сжимая в руке дорогой заморский подарок. Ишь, княгиня! Знает, чем подарить!

Белый волк ждал их у первых деревьев и повел обратно в лес – что было очень кстати, иначе они могли бы заблудиться в незнакомой местности. Света дня на обратную дорогу не хватило, но в густеющем сумраке леса волчьи следы светились, как тусклые звезды. До погоста добрались уже в темноте, когда дружина была в смятении, не зная, куда делся вождь и когда его ждать. Снефрид, проведя весь день в седле, да еще зимой, намерзлась и обессилела так, что не могла шевельнуться; Свенельд сам снял ее с лошади и на руках понес в дом. Там хмурая от пережитого беспокойства Мьёлль стащила с нее промерзшие башмаки и стала растирать ей ноги. Свенельд и его хирдманы набросились на кашу с кусками лосятины, а потом немедленно повалились спать.

Снефрид готова была заснуть, как вдруг ощутила, что кто-то решительно обнимает ее сзади и накрывает краем уже знакомой оленьей шкуры.

– О нет… – прошептала она. – Неужели ты выжидал, пока я совсем лишусь сил в этом далеком пути… У меня так ломит все кости, как будто мне сто лет!

– Я не мог при парнях говорить, – Свенельд зашептал ей в ухо. – Так мы что – пообещали, что той бабы отрок будет нашим конунгом?

– Мы пообещали, что предложим это Олаву. Решить судьбу престола даже настоящая Сванхейд не может без его согласия.

– И как ты додумалась… ну, за нее себя выдать?

– Все отлично сошло. Кроме Хольмгарда и Уппсалы, я могла бы выдать себя за нее где угодно.

– Да она не стала бы так просить! Не такая она женщина…

– Видишь, как повезло, что это была я, а не она? Я попросила за нее. Мне не трудно.

– Что ты ей отдала?

– Сарацинский браслет, который мне, чтоб ты знал, прислал муж! Вы уже выходили, а я сообразила, что женщине нужно будет предложить хоть какой-то подарок для смягчения души. Ничего другого мне под руку не попалось. Расскажи об этом Сванхейд, пусть она пришлет мне что-нибудь взамен.

Свенельд помолчал, и Снефрид уже думала, что теперь ей можно наконец заснуть, но он снова зашептал:

– Ну так на самом-то деле… Они же меня спросят. Соглашаться им… ну, чтобы этого мальчишку в наследники брать?

– Если они откажутся, то других сыновей не будет. Сейчас нужно соглашаться, чтобы избавиться от чар. Это самое главное. А дальше… пройдет много лет, прежде чем престол освободится. Важно, чтобы у Олава к тому времени появились другие сыновья. А там судьба укажет, кто из них обладает более сильной удачей. Даже сама норна Скульд не знает, что будет через двадцать лет. До тех пор многие люди должны будут принять многие решения, и каждое из них изменит узор… О боги, как я сейчас понимаю ту вёльву, которую Один разбудил и стал домогаться ответов… И не захочешь, а напророчишь всяких ужасов… Скажи им: сейчас нужно убрать камень с дороги, а там будет видно, куда она приведет. А теперь отвернись, прошу тебя, иначе твоя жена нашлет еще худшую порчу на меня, а я ведь тоже хочу когда-нибудь иметь пару сыновей…

* * *

Сбор дани сильно замедлил продвижение: теперь один день ехали от погоста до погоста, один день объезжали окрестные селения. Снефрид расспросила Свенельда и знала: по Ратыне ехать, с остановками, пять-шесть дней, потом небольшой переход через лес до другой реки, и по той реке еще шесть дней – до большой реки, называемой Мерянской. По ней еще около восьми переходов – и будет Силверволл. Снефрид уже немало знала о нем: по вечерам, перед тем как лечь спать, Свенельд охотно рассказывал ей об этом селении. Силверволлу было не меньше ста лет, и когда-то Тородд