Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[Э. А. Шан-Гирей. «Русский Архив», 1889 г., т. II, кн. 6, стр. 318–319]
* * *
Никто не знал, что у них дуэль, кроме двух молодых мальчиков, которых они заставили поклясться, что никому не скажут; они так и сделали.
Лермонтову] так жизнь надоела, что ему надо было первому стрелять, он не хотел, и тот изверг [Мартынов] имел духа долго целиться, и пуля навылет! Ты не поверишь, как его смерть меня огорчила, я и теперь не могу его вспомнить.
Дмитревский меня раздосадовал ужасно: банд о мое, которое было в крови Лер[монтова], взял, чтоб отдать мне, и потерял его; так грустно, это бы мне была память. Мне отдали шнурок, на котором он всегда носил крест.
Я была на похоронах: с музыкой его хоронить не позволили, и священника насилу уговорили его отпеть.
Он мертвый был так хорош, как живой. Портрет его сняли[595].
[Из письма Е. Быховец к сестре от 5 авг. 1841 г. «Русская Старина», 1892 г., кн. 3, стр. 768]
* * *
От него [Лермонтова] в Пятигорске никому прохода не было. Каверзник был, всем досаждал. Поэт, поэт!..Мало что поэт. Эка штука! Всяк себя поэтом назовет, чтобы другим неприятности наносить…
Вы думаете, все тогда плакали? Никто не плакал. Все радовались… От насмешек его избавились. Он над каждым смеялся. Приятно, думаете, насмешки его переносить? На всех карикатуры выдумывал. Язвительный был…
[Я] видел, как его везли возле окон моих. Арба короткая… Ноги вперед висят, голова сзади болтается. Никто ему не сочувствовал.
[В. Эрастов[596] в передаче Е. Ганейзера, «Вестник Европы», 1914 г., кн.
3, стр. 392–393]
* * *
Я еще не знал о смерти его, когда встретился с одним товарищем сибирской ссылки, Вегелиным, который, обратившись ко мне, вдруг сказал: «Знаешь ли ты, что Лермонтов убит?» Ежели бы гром упал к моим ногам, я бы и тогда, думаю, был менее поражен, чем на этот раз. Когда? кем? мог я только воскликнуть. Мы оба с Вегелиным пошли на квартиру покойника, и тут я увидел Михаила Юрьевича на столе, уже в чистой рубашке и обращенного головой к окну. Человек его обмахивал мух с лица покойника, а живописец Шведе снимал портрет с него масляными красками. Дамы, знакомые и незнакомые, и весь любопытный люд теснились в небольшой комнате, а первые являлись и украшали безжизненное чело поэта цветами.
Полный грустных дум, я вышел на бульвар…
Во всех углах, на всех аллеях, только и было разговоров, что о происшествии… Я заметил, что прежде в Пятигорске не было ни одного жандармского офицера, но тут, Бог знает откуда, их появилось множество, и на каждой лавочке отдыхало, кажется, по одному голубому мундиру. Глебова, как военного, посадили на гауптвахту, Васильчикова и Мартынова – в острог; следствие и суд начались.
Вскоре приехал начальник штаба Трескин и велел всей здоровой молодежи из военных отправиться по полкам. Пятигорск опустел.
[Из записок декабриста Н. И. Лорера. «Русский Архив», 1874 г., ч.
II, стр. 687–688]
* * *
На другой день были похороны при стечении всего Пятигорска. Представители всех полков, в которых Лермонтов, волею и неволею, служил в продолжение короткой жизни, явились почтить последней почестью поэта и товарища. Полковник Безобразов был представителем от Нижегородского драгунского полка, я от Тенгинского пехотного; Тиран от лейб-гусарского и А. И. Арнольди – от Гродненского гусарского. На плечах наших вынесли мы гроб из дому и донесли до уединенной могилы кладбища, на покатости Машука. По закону, священник отказывался было сопровождать останки поэта, но сдался, и похороны совершены были со всеми обрядами христианскими и воинскими. Печально опустили мы гроб в могилу, бросили со слезою на глазах горсть земли, и все было кончено.
[Из записок декабриста И. И. Лорера. «Русский Архив», 1874 г., ч.
И, стр. 688–689]
* * *
На другой день, когда собрались все к панихиде, долго ждали священника, который с большим трудом согласился хоронить Лермонтова, уступив убедительным и неотступным просьбам кн. Васильчикова[597] и других, но с условием, чтобы не было музыки и никакого параду. Наконец приехал отец Павел, но, увидев на дворе оркестр, тотчас повернул назад; музыку мгновенно отправили, но зато много, много усилий употреблено было, чтобы вернуть отца Павла. Наконец все уладилось, отслужили панихиду и проводили на кладбище; гроб несли товарищи; народу было много, и все шли за гробом в каком-то благоговейном молчании. Это меня поражало: ведь не все же его знали и не все его любили! Так было тихо, что только слышен был шорох сухой травы под ногами.
Похоронили и положили небольшой камень с надписью Михаил, как временный знак его могилы… Во время панихиды мы стояли в другой комнате, где лежал его окровавленный сюртук, и никому тогда не пришло в голову сохранить его.
[Э. А. Шан-Гирей. «Русский Архив», 1889, т. II, кн. 6, стр. 319]
* * *
ОПИСЬ ИМЕНИЯ[598], ОСТАВШЕГОСЯ ПОСЛЕ УБИТОГО НА ДУЭЛИ ТЕНГИНСКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА ПОРУЧИКА ЛЕРМОНТОВА
Учинена Июля 17 дня 1841 года
(В скобках дано число вещей и денег)
1. Образ маленькой Св. Архистратиха Михаила в Серебрянной вызолоченной рызе (1)
2. Образ не большой Св. Иоанна Воина в Серебрянкой вызолоченной рызе (1)
3. Таковый же побольше Св. Николая Чудотворца в Серебрянной рызе с вызолоченным венцом (1)
4. Образ Маленькой (1)
5. Крест маленькой Серебрянный вызолоченный с мощами (1)
6. Собственных сочинений покойного на разных ласкуточках бумаги кусков (7)
7. Писем разных Лиц и от родных (17)
8. Книга на черновые сочинения подарена покойному Князем Одоевским в кожанном переплете (1)
9. Карманная книжечка маленькая (1)
10. Бумажник Сафияновый (1)
11. Шкатулка Орехового дерева с бронзом (1)
12. Денег Ассигнациями две тысячи Шесть Сот десять рублей (2610)
13. Ножик перочинный с ножницами и другой небольшой сломанный (2)
14. Бритв в черных черенках в футляре (2)
15. Кисть для брития с ручкою Нейзильбер (1)
16. Ремень для точении бритв с ручкою